О ЕДИНСТВЕ ВЕЩЕЙ
Подобные вещи любят
друг друга и соединяются, несхожие бегут и ненавидят друг
друга.
Нет ничего более
несхожего, как говорит один учитель, чем небо и земля.
Почувствовала земля в глубине естества своего, что чужда она
небу и несхожа с ним. Потому бежала от неба в места
глубинные и лежит там неподвижно и тихо, чтоб не
приблизиться к небу. И узнало небо в глубочайшем естестве
своем, что земля удалилась от него и заняла глубинные места.
Поэтому неудержимо изливается оно плодородием своим в земное
царство, и мудрецы хотят, чтобы широкое и далекое небо не
оставляло для себя ничего, даже кусочка, равного острию
иглы. И возрождает всецело себя небо, пробуждая плодородие в
царстве земли.
То же скажу я о
человеке, который стал перед собой, перед Богом и перед
всеми творениями «ничем»; он занял глубочайшие места и
должен излиться в него Бог всецело, или Бог не
Бог!
Клянусь вечной
правдой Господа: должен Бог излиться всею силою Своей в
каждого человека, дошедшего до глубины. Излиться всецело,
так, чтобы ни в жизни Своей, ни в сущности Своей, ни в
естестве Своем, ни даже в самой божественности Своей не
сохранить ничего для Себя; но щедрый плод принося, всецело
излиться в человека, отдавшегося Богу и избравшего
глубочайшие места.
Когда я сегодня шел
сюда, то думал, как бы мне сделать понятной для вас мою
проповедь, и придумал пример: если кто сможет понять его, то
поймет подлинный смысл и сущность всего моего
учения.
Пример этот касается
моего глаза и дерева. Открыт или закрыт мой глаз, он все тот
же глаз. И у дерева ничего не отнимается и ничто не
прибавляется ему через узрение его. Слушайте: предположим,
что мой глаз покоится в себе как нечто единое, само в себе
заключенное, и только при зрении открывается и устремляется
на дерево. И дерево, и глаз остаются тем, чем они были, а
все же в действии зрения они становятся настолько одно, что
можно было бы сказать: глаз есть дерево, а дерево — глаз.
Если бы дерево было вовсе лишено вещества и представляло бы
собою нечто чисто духовное, как зрение моего глаза, можно
было бы утверждать с полным правом, что в действии зрения
дерево и мой глаз — одно существо.
И если так это в
мире вещественном, то насколько же больше в мире духовном.
Так же должны вы принять во внимание, что между моим глазом
и глазом барана, находящегося по ту сторону моря которого я
никогда не видал, гораздо больше общего, чем между моим
глазом и моим ухом, хотя эти последние принадлежат одному
существу. Происходит это оттого, что глаз барана и мой глаз
имеют одно и то же назначение. Почему и приписываю я им
больше единства, а именно единство действия, чем моему глазу
и уху, которые в своем действии не имеют ничего
общего.
Я также говорил не
раз о свете души, несотворенном и несотворимом. Этого света
стараюсь я всегда коснуться в проповеди. И этот свет
воспринимает Бога непосредственно; без всяких покровов,
таким, каков Он Сам в Себе. Этот свет воспринимает Его в
действии внутреннего богорождения!
И тут могу я
поистине утверждать, что этот свет имеет больше единства с
Богом, чем с какой-либо из сил души, с которыми он все же —
по своей принадлежности к одному существу — одно. Ибо
несомненно, что в недрах моей души, взятой в одном существе,
свет этот не занимает более высокого места, чем всякая
другая чувственная способность ее, слух, или зрение, или
иная сила, способная страдать от голода, жажды, холода и
зноя. И это происходит оттого, что существо есть нечто
простое, цельное.
Поэтому, если брать
силы души в одном существе, они равны и все стоят одинаково
высоко; если же рассматривать их в их действии, то одна
гораздо благороднее и выше другой. Вот почему я и говорю:
пусть человек отвратится от себя самого и от всего
сотворенного. Поскольку ты так поступишь, постольку
достигнешь ты единства и блаженства в той искре души,
которой никогда не коснулись ни время, ни пространство. Эта
искра сопротивляется всем творениям и хочет только Бога,
чистого, каков Он есть Сам в Себе. Она не удовлетворится ни
Отцом, ни Сыном, ни Святым Духом, ни всеми Тремя Лицами,
покуда каждое пребывает в Своем существе. Да! Я утверждаю:
мало этому свету и того, чтобы божественная природа,
творческая и плодородная, рождалась в нем.
И вот, что кажется
еще более удивительным: я утверждаю, что свет этот не
довольствуется и простой, в покое пребывающей божественной
сущностью, которая не дает и не принимает: он хочет в самую
глубину, единую, в тихую пустыню, куда никогда не проникало
ничего обособленного, ни Отец, ни Сын, ни Дух Святой; в
глубине глубин, где всяк чужой, лишь там доволен этот свет и
там он больше у себя, чем в себе самом.
Ибо глубина эта —
одна безраздельная тишина, которая неподвижно покоится в
себе самой.
И этим неподвижным
движимы все вещи.
От нее получают свою
жизнь все живущие, живые разумом, погруженные в себя. Дабы
жили мы в этом смысле разумно, да поможет нам Бог!
Аминь.

|