ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ  

БОЖЕСТВЕННАЯ СРЕДА

Никто из нас не живет для себя, и никто не умирает для себя... Живем ли или умираем — всегда Господни 

Посл, к римлянам, гл. 14, ст. 7-8 

Первые две части нашей книги были ни чем иным, как анализом и исследованием этих слов апостола Павла. Мы рассмотрели бытие сначала со стороны активной деятельности, развития, жизни, затем — со стороны различных проявлений пассивности, умаления и смерти. Достаточно было чуть выйти за пределы внешнего осязаемого облика вещей, чтобы увидеть, как повсюду вокруг нас — и слева и справа, и позади и впереди, и под нами и над нами — сквозь него пробивается и просвечивает Божественное. Но это Божественное Присутствие не просто обнаружило себя перед нашим взором или рядом с нами. Оно так полно наводнило собой все, и мы сами оказались настолько окружены и пронизаны им, что не осталось места, где нам преклонить колени, — даже в глубине своего сердца. 

Божественное осаждает, пропитывает, лепит нас при помощи всех без исключения творений. Мы считали его далеким и недосягаемым, а оказалось, что вся наша жизнь погружена в его пылающие недра. «В нем живем». Поистине, как сказал Иаков, очнувшись от своего сна, Мир, этот ощутимый Мир, куда мы несли скуку и развязность, годные для суетных мест, есть земля святая, а мы этого не знали. «Приидите, поклонимся». 

Углубимся в недра этой высшей духовной субстанции, омывающей нас своим живым светом. С благоговением перечислим ее свойства, потом попробуем распознать их природу и, наконец, постараемся увидеть, каким образом мы можем все шире раскрывать себя ей навстречу.

1. Свойства Божественной Среды 

Главное чудо Божественной Среды заключается в той легкости, с какой она соединяет и уравновешивает в себе, казалось бы, самые противоположные качества. 

Огромная, как Мир, и гораздо более грозная, чем любая из сил Вселенной, она тем не менее обладает высочайшей концентрацией и определенностью, составляющими притягательность и обаяние человеческих существ. 

Обширная и неизмеримая, подобно сверкающему потоку творений, которые поддерживает и животворит ее Океан, она в то же время сохраняет конкретную трансцендентность, позволяющую ей упорядоченно соединять элементы Мира в ее собственном победоносном и личностном единстве. 

Несказанно близкая и ощутимая, поскольку она оказывает на нас давление всеми силами Вселенной, она, однако, с таким постоянством ускользает от наших объятий, что мы сможем уловить ее здесь, на земле, лишь возвысившись, поднятые самим ее потоком до предела наших возможностей: присутствующая и притягивающая в недосягаемой глубине каждой твари, она непрерывно отступает еще дальше, увлекая нас за собой ко всеобщему центру всякой завершенности (Я достигаю Бога в тех, кого люблю, по мере того, как мы все более одухотворяемся, Точно так же я улавливаю Его в Глубине всего доброго и прекрасного, но мере того, как я все дальше продвигаюсь в поисках их, а мои способности все более очищаются). 

Благодаря ей прикосновение к Материи очищает и целомудрие расцветает как вершина любви. 

Развитие в ней приводит к самоотречению. Привязанность к вещам отделяет от того, что в них тленно. Смерть становится воскресением. 

Однако, если мы попытаемся выяснить, откуда в ней берется столько удивительно соединенных совершенных свойств, мы увидим, что все они проистекают из одного «неточного» свойства, которое мы можем выразить следующим образом: в ответ на наши поиски Бог открывается нам повсюду как универсальная среда лишь потому, что Он есть крайняя точка, в которой сходятся все реальности. Здесь и теперь существование каждого элемента Мира, каким бы он ни был, подобно конусу, образующие которого сходятся (стремясь к конечной цели их индивидуального совершенствования и к конечной цели совершенствования содержащего их Мира) в Боге как стягивающей их вершине. Отныне мы должны видеть во всех творениях, их природе и действиях то, что есть в них самого сокровенного и самого реального — как солнце в осколках разбитого зеркала — с тем, чтобы в их множественности открывалась одна Реальность, недосягаемая в своей близости, духовная в своей материальности. Если какой-нибудь предмет оказывает на нас воздействие своей глубинной сущностью, то это нас озаряет Вселенский Центр. Никакую реальность в ее самой желанной сути не можем мы постичь ни умом, ни сердцем, ни осязанием, если сама структура вещей не заставит нас подняться к первоисточнику их совершенства. Этот Центр, этот Источник открывается повсюду. Именно потому, что Бог бесконечно глубок и подобен точке, Он бесконечно близок и разлит повсюду. Именно потому, что Он есть Центр, Он объемлет всю сферу. Прямо обратное ложной вездесущности Материи, которая, казалось бы, проистекает из ее предельной разобщенности, Божественное Всеприсутствие есть следствие пре­дельной духовности. 

В свете этого открытия мы можем снова двинуться навстречу неисчерпаемым чудесам, которые приберегла для нас Божественная Среда. 

Какой бы необъятной ни была Божественная Среда, она в действительности является Центром.Она обладает свойствами центра, то есть прежде всего абсолютной и безусловной властью соединять (и, следовательно, завершать) тварные существа в своем лоне. В Божественной Среде все элементы Вселенной соприкасаются друг с другом в том, что есть в них самого глубинного и самого окончательного. Мало-помалу они сосредотачивают в ней, ничего не утрачивая и уже не подвергая опасности дальнейшей порчи, все то, что есть в них самого чистого и притягательного. Встречаясь в ней, они теряют взаимное отчуждение и разобщенность, которые составляют главную трудность человеческих отношений. — Да обретут в ней покой все, кто страждет от разделений, скупости или расточительства, свойственных Миру. Во внешних сферах Мира человек непрерывно терзается от разлук, которые производит между телами расстояние, между душами — непонимание, а между жизнями — смерть. Ему приходится еще и постоянно томиться от невозможности за свой короткий век уследить за всем и все объять. Наконец, его всегда приводит в смятение, и не без основания, бессмысленная беззаботность или безнадежная непроницаемость природной среды, ему кажется, что в ней попусту растрачивается и терпит поражение большая часть его личных усилий, и он напрасно кричит — ему отвечает молчание. 

Все это — внешние скорби. 

Но оставим поверхность. И, не покидая Мира, углубимся в Бога. Там и оттуда, в Нем и через Него мы все вместим в себя и всем овладеем. Там мы однажды вновь обретем аромат и сияние всех цветов и огней, с которыми мы вынуждены были расстаться ради верности жизни. Те, кто казался нам безнадежно недосягаемым и ускользал от нашего воздействия, все они соединятся там самой уязвимой, и чуткой, и восприимчивой стороной своей сущности. Там собраны и сохранены все наши малейшие желания и усилия, и там они могут вызвать мгновенный отклик в каждой частице Вселенной. 

Водворимся в Божественной Среде. Здесь обретем мы наиболее сокровенное из того, что принадлежит душам, и наиболее вещественное из того, что есть в Материи. Мы откроем в ней, наряду со средоточием всяческой красоты, некую сверхживую, сверхчувствительную, сверхдеятельную точку Вселенной. И в то же время мы ощутим, как наша способность действовать и поклоняться сама собой упорядочивается в нашей душе и достигает полноты. 

Ибо в этой особой среде не только соединяются и упорядочиваются все внешние движущие силы Мира, но сверх того она чудесным образом так направляет и расширяет внутренние силы вверившегося ей человека, что он, как бы играючи, обходит многочисленные подводные камни, о которых зачастую разбивались мисти­ческие попытки. 

Прежде всего, человек — общатель Божественной Среды — не пантеист. На первый взгляд божественные глубины, показанные нам апостолом Павлом, могут походить на те чарующие сферы, которые разворачивают перед нашими глазами монистические философские и религиозные школы. На самом же деле они, эти глубины, гораздо более надежны для наших умов и гораздо более желанны для наших сердец. Пантеизм соблазняет нас перспективами всеобщего и совершенного единения. Но, в сущности, если бы в нем содержалась истина, он мог бы дать нам лишь безликое слияние и бессознательность, поскольку в конце измышленной им эволюции элементы Мира исчезают в Боге, которого они сами порождают или который поглощает их. Наш Бог, напротив, доводит до предела дифференциацию творений, сосредотачивая их в Себе. В высшей точке соединения с Богом избранные обретают в Нем завершение своего индивидуального становления. Следовательно, лишь христианство спасает основное чаяние любой мистики (сохраняя за мыслью все ее права): соединиться (то есть стать Другим), оставаясь собой. Более притягательная, чем все Боги-Миры, вечный соблазн которых — «Бог все во всем» — она вбирает в себя и исчерпывает, одновременно очищая его, Божественная Среда является тем не менее антиподом ложного пантеизма. Христианин может всем сердцем отдаться ей, не рискуя стать когда-нибудь монистом. 

Если он доверился этим глубоким водам, то не должен бояться потерять опору в Откровении и Жизни, иными словами — обнаружить нереальность объекта своего поклонения или химеричность предмета своих занятий. Разум христианина, погруженного в Божественные пространства, не претерпит никаких вредных дефор­маций, которые могли бы сделать из него «модерниста» или «ясновидца». 

Поистине, в его прозревших глазах Творец, а точнее (мы вскоре это увидим) Искупитель, растворен и разлит в вещах до такой степени, что, по выражению св. Анджелы из Фолиньо, «Мир полон Богом». Но это возрастание, на его взгляд, имеет цену лишь постольку, поскольку он видит, что свет,ом ываюший все вокруг, исходит из исторического центра и направляется вдоль совершенно определенной традиционной оси. Великая притягательная сила Божественной Среды всей своей конкретной ценностью обязана в конечном счете бого-человеческой связи, которая открылась в Явлении Христа. Вне Его исторической реальности пьянящее нас Боже­ственное Всеприсутствие уподобится всем прочим метафизическим мечтаниям: неясное, расплывчатое, условное, оно не допускает решающей проверки опытом, которая позволила бы нашему разуму принять его, и не имеет нравственной направленности, которую можно было бы ввести в нашу жизнь. Поэтому, какие бы ослепительные взлеты мы ни испытали, прозревая Воскресшего, их ценность и реальность всегда будут связаны с очевидной и поддающейся проверке истиной евангельского события. Христос мистический. Вселенский Христос апостола Павла, может иметь в наших глазах значение и смысл лишь как расширение Христа, рожденного от Марии и умершего на Кресте. Первый заимствует у последнего Его главное свойство неоспоримости и конкретности. Как бы далеко ни увлекло нас в Божественные пространства, открытые христианской мистике, мы никогда не выходим за пределы евангел ьского Христа. Напротив,мыиспытываем все нарастающую потребность все более плотно облечься в Его человеческую истинность. И в этом нет модернизма в дурном смысле слова. И еще меньше мы можем быть причислены к лжемистикам и «озаренным». 

Собственно говоря, заблуждение лжемистиков состоит в смешении различных планов бытия и, следовательно, в непонимании, какого рода активность присуща каждому из них. С точки зрения «озаренных», Божественное присутствие не только озаряет предметы изнутри. Оно стремится охватить и их поверхность, и тем самым уничтожить их навязчивую, но необходимую реальность. Медленное созревание прямых причин, сложная сеть материальных детерминизмов, бесконечная последовательность звеньев миропорядка — все это списывается со счетов. И через эту тонкую завесу без единого шва воображение рисует действие Божественного Промысла совершенно открытым и беспорядочным. Это ложное чудотворство, мешающее человеческому усилию и расхолаживающее его. 

Совсем иначе, и мы уже подробно останавливались на этом, действует на человеческую активность истинное преображение Мира во Иисусе Христе. В недрах Божественной Среды, как учит Церковь, предметы действительно преображаются, но изнутри. Они наполняются внутренним светом, но при этом свечении сохраняются, вернее сказать, усиливаются их наиболее характерные черты. Мы можем погрузиться в Бога, лишь продолжив самые индивидуальные особенности нашего внутреннего устроения за их собственные пределы: вот основное правило, которое всегда позволит отличить подлинную мистику от поддельной. Божественное лоно необъятно, «обителей много» (Еванг. от Иоанна, гл. 14, ст. 2). И в то же время в этой необъятности в каждый миг любому из нас предназначается только одно единственное место, то, которое уготовляет нам длительное и добросовестное исполнение наших природных и сверхприродных обязанностей в этой жизни. Бог соединится с нами во всей Своей полноте в этой точке, в которой мы окажемся в нужную минуту только в том случае, если во всех областях будем предпринимать активную деятельность. Вне этой точки Божественная Среда или совсем не существует для нас или существует как бы неполно, хотя и продолжает обступать нас. Мы должны не беспомощно барахтаться в ее широком море, а делать постоянные усилия, чтобы достойно встретить натиск ее волн. Ее сила ждет проявления нашей энергии и побуждает нас к нему. Подобно морской поверхности, которая в некоторые дни начинает искриться лишь тогда, когда ее рассекает корабль или пловец. Мир озаряется Богом только в ответ на наш порыв. Когда путем высшего экстаза или смерти Бог желает окончательно покорить Себе христианина и соединиться с ним, мы можем сказать, что Он завладевает им тогда, когда любовь и послушание побуждают тог о напрягать все свои силы. 

Может показаться, что подобные крайности, противоположные крайностям квиетизма и иллюминизма, возвращают верящего в Божественную Среду к заблуждениям языческого натурализма. Своей верой в небесную ценность человеческого усилия, своим ожиданием нового пробуждения дремлющей в Мире способности поклонения, своим уважением к духовным силам, сокрытым пока еще в Материи, наш христианин может показаться весьма похожим на почитателя Земли. 

Но, как и в случае с пантеизмом, это только внешнее сходство, какое часто наблюдается в противоположных вещах. 

Язычник любит Землю, чтобы насладиться ею и себя в ней заточить. Христианин — чтобы очистить ее и позаимствовать у нее же самой силу уйти от нее. 

Язычник желает сочетаться со всем чувственным, чтобы извлечь из этого максимальную радость: он соединяется с Миром. Христианин умножает свои связи с Миром для того, чтобы овладеть его энергиями или покориться им — энергиями, которые он возведет или которые сами возведут его к Небу. В соединении с Миром он предвосхищает свое единение с Богом. 

Язычник полагает, что человек обожествляется, замыкаясь на себе, а завершение индивидуального человеческого развития или общества в целом есть акт самоутверждения. Христианин видит возможность своего обожения в том, чтобы его совершенствование взял на себя Другой: вершиной жизни в его глазах является смерть в Единении. 

Для язычника реальность Вселенной проявляется лишь в своей проекции на плоскость осязаемого: она непосредственна и множественна. Христианин располагает теми же элементами; но он продлевает их вдоль общей оси, соединяющей их с Богом, и тогда Вселенная обретает для него единство, и все в ней оказывается достижимым в конечном Центре ее завершения. 

В итоге мы имеем право сказать, что христианский мистицизм, сравнительно с иными основными формами, которые обретал религиозный дух человечества на протяжении истории, включает в себя все, что есть самого отрадного и сильного в любой мистике (кроме ее дурных или сомнительных сторон). В нем ясно проявляется поразительное равновесие между активностью и пассивностью, между обладанием Миром и отходом от него, между привязанностью к вещам и презрением к ним. Почему же нас должна удивлять эта динамичная гармония? Не есть ли это спонтанная, естественная реакция души на воздействия среды, являющейся по природе и по благодати наиболее пригодной для ее жизни и развития? Подобно тому как в недрах Божественной Среды все производимые звуки сливаются, не смешиваясь, в единую Ноту, которая доминирует над всеми остальными, поддерживая их (это, несомненно, та ангельская нота, что заворожила св. Франциска), так и все силы души начинают резонировать, отвечая на этот призыв, и их многочисленные тона в свою очередь складываются в несказанно простое звучание, в котором зарождаются, исчезают, переливаются сообразно времени и обстоятельствам все духовные оттенки любви и рассудительности, пылкости и спокойствия, уравновешенности и восторга, страсти и безразличия, обладания и отрешенности, покоя и движения — бесчисленные возможности неповторимых и невыразимых внутренних состояний. 

Пожалуй, удачнее всего можно передать это состояние нескончаемого и трезвого хмеля, назвав его «страстным бесстрастием». 

Вступить в Божественную Среду, по сути, означает обрести единственно Желанное —Того, Кто пылает, воспламеняя все, что мы любили мало или плохо; Того, Кто успокаивает, затмевая Своим сиянием все , что мы любили чересчур страстно; Того, Кто утешает, сосредотачивая в Себе все, что было отнято у нашей любви или никогда не было ей дано. Войти в эти драгоценные сферы — значит ощутить, что мы в равной мере нуждаемся во всем и не нуждаемся ни в чем. Все нам необходимо, поскольку Мир никогда не будет достаточно велик, чтобы дать нашей потребности действовать возможность достичь Бога, а нашей жажде претерпевать — возможность быть захваченными Им. И в то же время ничто нам не необходимо, ибо единственная пленяющая нас Реальность лежит вне сферы видимого, в которой она лишь отражается, а все тленное, что рассеется между нами и Ею, лишь поможет нам обрести Ее с большей полнотой. Всё для меня есть Всё, и всё для меня — ничто; всё для меня — Бог, и всё — прах; и то, и другое — может с равным правом сказать человек, следуя указанию Божественного Луча. 

«Какое из двух блаженств больше, по Вашему мнению: достигнуть высшего единения с Богом, чтобы привести к Нему Вселенную и спасти ее? Или же обрести всю необъятность Вселенной, чтобы испытать на себе силу Бога и коснуться Его?» 

Мы не будем пытаться выйти из состояния приятной неизвестности. Но, познакомившись теперь со свойствами Божественной Среды, всмотримся внимательнее в то самое Нечто, что проявилось для нас в глубине каждой твари, подобно улыбающемуся лицу и влекущей бездне. И спросим у него: «Кто Ты, Господи?» 

2. Природа Божественной Среды. Вселенский Христос и Великое Причастие 

Уже при нервом приближении становится очевидным, что богатая и единая Среда, открывшаяся повсюду вокруг нас как условие и результат наиболее христианских установок (таких, как чистое и твердое намерение и смирение), образована Божественным Всеирисутствием. Безмерность Бога — Это основное свойство, позволяющее нам уловить Его повсюду в себе и вокруг себя. 

Поскольку этим ответом ставятся пределы рассматриваемой проблемы, он начинает удовлетворять наш разум. Однако он пока не придает той силе, «в которой мы живем и существуем», ясность очертаний, которой нам хотелось бы наделить облик Единственного Желанного. В какой форме, присущей всему Творению и доступной всей Вселенной, являет Себя Божественная Безмерность применительно к человечеству? Мы ощущаем в ней заряд той освящающей благодати, которую кафолическая вера распространяет повсюду как истинную силу Мира, — своими свойствами она подобна Милосердной Любви («пребудьте в радости моей»). В Писании о ней сказано, что когда-нибудь она одна станет единственным твердым основанием всех свойств и сил; она, в сущности, во всем схожа с той чудесной и благотворной Божественной Волей, которая, присутствуя во всем, является истинным хлебом, питающим нашу жизнь и «имеющим в себе всякую радость». Но какова же конкретная связь, соединяющая между собой все эти универсальные сущности и дающая им силу овладеть нами? 

Христианство, собственно, и ставит этот вопрос, и отвечает на него: «Воплотившееся Слово, Господь наш Иисус Христос». 

Сейчас нам предстоит обосновать это дерзновенное отождествление Сына Человеческого с Божественной Средой. 

Мы сделаем первый и совершенно бесспорный шаг, заметив, что Божественное Всеприсутствие, в которое мы оказываемся погруженными, есть всеприсутствие деятельное. Бог обступает нас, проникает в нас, созидает нас и хранит. 

Теперь пойдем дальше, В какой форме и с какой целью Творец даровал нам и сохраняет в нас способность разделенного бытия? В форме стремления к Нему, — с целью нежданного слияния, сделающего нас с Ним одним целым. Та сила, посредством которой Бог удерживает нас в поле Своег о Присутствия, есть единящее преображение. 

Еще продвинемся вперед. Какова же та высшая и сложная Реальность, для которой Божественный Промысел месит нас, как глину? Ее открыли нам апостолы Павел и Иоанн. Это количественное восполнение и качественное завершение всех вещей, таинственная Плерома, где единый Сущий и тварное множество сливаются без смешения в одно Целое, которое, не прибавляя ничего существенного к Богу, станет, однако, неким торжеством и всеобщностью бытия. 

Наконец мы приближаемся к цели. Что является активным Центром, живой Связью, организующей душой Плеромы? Апостол Павел говорит нам об этом в полный голос. — Это Тот, в Ком все соединяется и все находит завершение, Тот, на Ком держится все построенное здание, — Христос умерший и воскресший, «Кто все исполняет», «Кто все содержит». 

Соединим теперь первый и последний члены этой длинной цепи тождеств. И мы с радостью увидим, что Божественное Всеприсутствие проявляется в нашем Мире как система организующих сия Вселенского Христа, Бог оказывает давление в нас и на нас посредством всех сил Неба, Земли и Преисподней лишь в деле созидания и завершения Христа, спасающего и животворящего Мир. И поскольку в этом процессе Сам Христос является не мертвой и пассивной точкой схождения, но центром излучения энергий, ведущих Вселенную к Богу, через Его Человечность, то и все сферы, где действует Бог, в конечном счете оказываются для нас насквозь про­низанными присущими Христу энергиями. 

Отныне Божественная Среда приобретает для нас столь желанный неповторимый аромат и ясные очертания. Мы распознаем в ней то Всеприсутствие, которое воздействует на нас, объединяя нас в себе — в единое Тело Христово. Безмерность Бога в результате Воплощения преобразилась для нас во всеприсутствие Христа. Все хорошее, что я могу создать в своем «деле и действии», какой-то своей гранью физически присутствует в реальности свершившегося Христа. Всякое умаление и смерть, которые я перенесу с верой и любовью, еще плотнее вводя т меня в Его мистическое Тело как Его неотторжимую частицу. Воистину именно Христа созидаем мы или претерпеваем во всех предметах. Не только «любящим... все содействует ко благу» (Посл, к римлянам, гл. 8. ст. 28), но еще явственней «содействует к Богу» и совершенно явно «содействует ко Христу». 

Несмотря на решительные выражения апостола Павла (адресованные, не забудем этого, ко всем п ерв охристианам), некоторым из нас может показаться, что теперь мы исказили понятие Мистического Тела, придав ему натуралистический опенок; пли по крайней мере ищем в нем эзотерический смысл. Вглядимся еще пристальней, и убедимся, что мы просто другим путем шли в том же направлении, которое проложил в Церкви всепобеждающий культ Святой Евхаристии. Когда священник произносит это речение: «Сие есть Тело Мое» (Еванг. от Матфея, гл. 26, ст. 26; Еванг. от Марка, гл. 14, ст. 22), Слово сходит прямо в хлеб и тут же преобразует его в личную реальность Христа. Но великое священнодействие не ограничивается этим местным и преходящим фактом. По существу, мы учим этому малых детей: во все дни каждого человека н во все века Церкви, во нее мировые эпохи совершается единая Литургия и единое Причастие. Христос однажды претерпел мучительную смерть. Петр и Павел в такой-то день и час приняли святую Евхаристию. Но эти различные акты являются лишь различными узловыми точками, на которые во времени и пространстве поделена в нашем восприятии протяженность единого действия. По сути цела от самых истоков приготовления прихода Мессии до Его Второго Пришествия, включая историческое явление Христа и все фазы возрастания Его Церкви, в Мире происходит только одно-единственное событие: это Воплощение, осуществляемое в каждом индивидууме посредством Евхаристии. 

Все причастия на протяжении жизни человека образуют единое Причастие. 

Все причастия ныне живущих людей образуют единое Причастие. 

Все причастия всех людей в настоящем, прошлом и будущем образуют единое Причастие. 

Всматривались ли мы когда-либо в физическую безмерность Человека и его удивительную вз аимосвязанность со Вселенной, пытаясь объять умом эту простую истину во всем ее невместимом значении? 

Попробуем хоть отчасти представить себе неисчислимое множество людей всех эпох и континентов. Так вот, согласно нашему катехизису, мы верим, что это пугающее безымянное множество испытывает по праву (и до некоторой степени фактически — ведь кто скажет нам, в самом деле, что может положить предел, как и воздействию благодати, проникновению Христа через верных в недра единокровного Ему человечества) физическое и властное прикосновение Того, Кто имеет власть «все покорить Себе». Да, весь человеческий слой Земли всегда подчиняется организующему воздействию воплотившегося Христа. Мы все принимаем это как один из самых бесспорных пунктов нашей веры. 

Ну, а сам человеческий Мир, чем он является в структуре Вселенной? Мы уже говорили об этом, и чем больше станем мы размышлять на эту тему, тем сильнее будем поражаться тому, как очевидно и важно следующее утверждение: он представляет собой область непрерывного духовного преображения, в которой все без исключения низшие силы и реальности сублимируются в ощущения, чувства, мысли, способность познавать и способность любить. Вокруг Земли, центра наших усилий, души образуют некий огненный пласт Материи, погруженный в Бога. С динамической, биологической точки зрения этот пласт гак же неотделим от Земли, как растение от питающей его среды. Если Евхаристия гак сильно влияет на нашу человеческую природу, то, вследствие непрерывности, ее действие неизбежно распространяется и на менее светлые области, питающие нас, так сказать, «нисходит в преисподнюю». С точки зрения созидания плеромы (а это единственная точка зрения, позволяющая понять Мир) весь ход Вселенной ежемгновенно проверяется Евхаристическим Христом — Христом, «которым Ты, Господи, все творишь, оживляешь и даешь нам». 

Эта проверка означает п о меньшей мере последнюю шлифовку, последнее очищение, последнее уловление, претерпеваемое элементами, пригодными для созидания Новой Земли. Но как не пойти еще дальше и не подумать, что священнодействие Христово, именно потому, что оно призвано освятить Материю, оказывает по сю сторону собственно сверхприродного влияние на все, что составляет внутреннее и внешнее окружение верующего, то есть проявляется во всем, что мы считаем «ниспосланным нам Провидением». 

Если это так, мы оказываемся (попросту последовав за широким действием Евхаристии) вновь погруженными именно в нашу Божественную Среду. Во всякой реальности вокруг нас Христос — для Кого и в Ком мы сотворены со всей нашей неповторимой индивидуальностью и соот вественно личному призванию каждого из нас — открывается и светит нам как конечная Цель, как Центр, мы почти можем сказать, как всеобъемлющее Начало, 

Евхаристическое преображение, в котором наша человеческая природа изменяет материальный мир, а Святые Дары изменяют нашу человеческую природу, превышает и дополняет пресуществление хлеба на престоле. Мало-помалу, оно неотвратимо заполняет Вселенную. Это подобно огню, который охватывает вересковые заросли, или удару, заставляющему звенеть бронзу. В некотором широком, но истинном смысле Тело и Кровь Господни созидаются всей совокупностью Мироздания, а продолжительность Творения — эт о время, необходимое для его освящения. Христом мы «живем, и движемся, и существуем» (Деяния, гл. 17. ст. 28). 

Господи, когда я приближусь к престолу для причастия, сделай так, чтобы отныне я различал бесконечные перспективы, таящиеся в малой и близкой Гостии, в которой сокрыт Ты. Я уже научился видеть в этом инертном кусочке хлеба неутолимую силу, которая, по словам величайших учителей, поглощает меня, а отнюдь не поглощается мною. Помоги мне преодолеть остатки того заблуждения, в силу которого я верил, будто Твое действие ограничено в пространстве и времени. 

Я начинаю понимать: «Ты достигаешь меня в Святых Дарах вначале через „акциденции" Материи, но также, как следствие этого, и при помощи всего Мира, — по мере того, как он то вливается в меня, то, подобно отливу, исходит из меня, повинуясь Твоей изначальной воле. Поистине руки и сердце, которые Ты раскрываешь мне навстречу, — это все силы Мира, до самой глубины пронизанные Твоей нолей, Твоими склонностями и свойствами и направленные на мое существо, чтобы формировать, и питать его, и влечь в пылающий центр Твоего Огня. В Святых Дарах Ты даруешь мне, Иисусе, мою собственную жизнь. 

Что я должен сделать, чтобы ответить на это сжимающее меня объятие? чтобы принять это вселенское целование? «...Стремлюсь, не достигну ли я, как достиг меня Христос Иисус» (Пос л, к филип пийцам, гл. 3, ст. 12). На принесенный мне абсолютный дар я смогу ответить лишь абсолютным приятием. На евхаристическое прикосновениея отвечу всем усилием своей жизни,— сегодняшней моей жизни и завтрашней, моей личной жизни и той, которая связана со всеми другими. Со временем Святые Дары иссякают во мне. Но всякий раз они оставляют меня чуть-чуть более погруженным в глубинах Твоего Всеприсутствия: живой и умирающий, я ни на миг не перестану углубляться в Тебя. С неслыханной силой и непреложностью это подтверждает негласная заповедь Твоей Церкви, пред­писывающая всегда и повсюду причащаться. Евхаристия должна заполнить мою жизнь. Благодаря таинству жизнь моя должна стать бесконечным и безграничным соединением с Тобой — та самая жизнь, которая несколько минут назад представилась мне крещением с Тобой в водах Мира и которая теперь открывается мне как Приобщение к Тебе через Мир. Таинство жизни. Таинство моей жизни, моей обретенной жизни, моей прожитой жизни, моей отреченной жизни. 

Ты вознесся на Небо после схождения в преисподнюю, и Ты во всех смыслах настолько заполнил Собой Вселенную, что нам теперь, к счастью, невозможно выти из Тебя: «Куда пойду от Духа Твоего, и от Лица Твоего куда убегу?» (Псалом 138, с. 7). Теперь я совершенно уверен в этом. Ни Жизнь, чей ход усиливает Твою власть надо мной, ни Смерть, которая предаст меня в Твои руки, ни добрые или злые духовные силы, являющиеся Твоими живыми орудиями, ни энергия Материи, в которую Ты вошел, ни необратимый поток Времени, чьим ритмом и течением Ты управляешь, ни бездонные глубины Пространства, отражающие Твое величие, «ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь» (Пос л, к римлянам, гл. 8, ст. 38—39), — ничто из всего этого не в силах отделить меня от Твоей всесодержащей любви, поскольку все э то лишь завеса, «виды», под которыми Ты овладеваешь мной, чтобы я мог о владеть Тобой. 

Господи, я спрошу еще раз, какое из двух блаженств более драгоценно: чтобы все предметы приводили меня ко встрече с Тобой или чтобы Ты стал настолько «вселенским», чтобы я смог почувствовать и уловить Тебя во всякой твари? 

Порой полагают, что Твой образ станет более привлекательным в моих глазах, если начнут почти исключительно превозносить обаяние и притягательность Твоего исторического человеческого облика. Да нет. Господи, если бы я хотел любить лишь человека, разве я не обратился бы к тем, кого Ты дал мне тут, во всей прелести их живого расцвета? Разве вокруг нас нет столько милых нашему сердцу матерей, братьев, друзей и сестер? Чего стали бы мы искать в Иудее двухтысячелетней давности?.. Нет, то, о чем я, как и вся тварь, вопию и к чему призываю, всем своим нутром, жизнью, и даже всей своей земной страстью, это отнюдь не некто мне подобный, кого я мог бы любить: это Бог, Которому я мог бы поклоняться. 

Поклоняться — значит терять себя в непостижимом, погружаться в неизмеримое, обретать душевный мир в нетленном, растворяться в необъятном, отдаваться Огню и Прозрачности, сознательно и добровольно самоустраняться, одновременно все более себя осознавая, до конца предать себя Тому, что бесконечно! Кому можем мы поклоняться? 

Чем более человек становится Человеком, тем сильнее он мучается потребностью, все более явной, все более насущной, все более избыточной потребностью поклоняться. 

О Иисусе, разорви тучи твоей молнией! Яви нам Себя как Силу, Сияние и Воскресение! Стань для нас Вседержителем, Чей лик заполнял в древних базиликах все пространство куполов! Именно такое славное Пришествие необходимо нам для того, чтобы уравновесить в наших сердцах возрастающую славу Мира и возобладать над ней. Во имя того, чтобы вместе с Тобой мы смогли победить Мир, яви нам Себя облеченным в Славу Мира. 

3. Возрастание Божественной Среды 

Царство Божие внутри нас. Когда Христос придет на облаках. Он тем самым лишь сделает явным то преображение, которое медленно совершается под Его воздействием в самом сердце человеческого множества. Постараемся же, чтобы ускорить Его приход, лучше понять тот процесс, в ходе которого рождается и возрастает в нас Святое Присутствие. Чтобы более сознательно помогать этому про­цессу, проследим, сначала в самих себе, потом и в Мире, зарождение и возрастание Божественной Среды. 

а. Появление Божественной Среды. 

Любовь к жизни и Диафания Бога 

Легкий ветер веет в ночи. Когда он поднялся? Откуда прилетел? Куда уносится? — Никто не знает. Никто не может заставить мысль, взгляд, свет Бога остановиться на нем. Человек вдруг осознает, что стал способным к некоему восприятию Божественного, разлитого повсюду. Расспросите его. Как у него началось это состояние? Он не сможет этого сказать. Он знает только, что новый дух озарил его жизнь. 

«Это началось с какого-то особого, неповторимого призвука, который обретала всякая гармония, — с какого-то смутного свечения, исходившего от всего прекрасного... Ощущения, чувства, мысли, все элементы психической жизни вовлекались в это один за другим. С каждым днем они становились все более благоуханными, более яркими, более возвышенными — благодаря Чему-то, не поддающемуся определению, но всегда одному и тому же. Потом этот смутный Звук, Аромат, Свет постепенно стали проясняться. И тогда, вопреки всем условностям и очевидностям, я ощут ил то, что было неизьяснимо общего во всех вещах. Единое сообщалось мне и одновременно сообщило способность постичь его. Я поистине обрел новое чувство — чувство качественно новое или же принадлежащее новому измерению. Более того, во мне изменилось само восприятие бытия. Отныне оно стало для меня в некотором смысле осязаемым, ощутимым на вкус. Само бытие начало влечь и опьянять меня превыше всех форм, в которые облекалось». 

Так или примерно так мог бы рассказать об этом всякий человек, который сколько-нибудь развил свою способность чувствовать и анализировать себя. И этот человек внешне может быть язычником. А если он окажется христианином, то, может быть, скажет, что, по-видиму, это внутреннее обращение произошло в мирских, «природных» сферах его души. 

Не дадим этой видимости обмануть нас. Не дадим также смутить нас явным заблуждениям, в которые впадали многие мистики в своих попытках уловить Вселенскую Улыбку или лишь дать ей имя. 

Как всякая сила (и чем более она изобильнее), чувство Целого рождается бесформенным и смутным. Подобно детям, впервые открывшим глаза, люди неправильно определяют местонахождение той Реальности, которую они угадали за видимостью предметов. В своих исканиях они нередко находят лишь метафизический призрак или грубого идола. Но разве образы и отражения говорят что-либо против реальности предметов и света? — Пантеистические уклонения свидетельствуют об испытываемой нами огромной потребности в Слове Откровения, исходящем из уст Сущего. Тем не менее так называемый «природный» вкус бытия психологически становится во всякой жизни первым проблеском божественной зари, первой дрожью, которую ощущает Мир, одушевленный Воплощением. Ощущение (которое не есть обязательно чувство) Всеприсутствия Бога продолжает, перерождает, переводит в сверхприродный план ту же физиологическую силу, которая в своих искажениях или заблуждениях порождает различные формы пан­теизма( То же самое можно сказать проще: так же как и Божественной Любим со всей очевидност ю вновь обретает себя в с верхприродном состоянии способность человека любить, — т ак, по-видимому, и в психологических истоках «чувст ва Всеприсутствия», испытываемого христанином, мы уз наем «чувство всеобщего бытия», из которого проистекает большинство форм мистики Существуют души, которые «по природе своей христианки» Напомним (см. Предисловие), что эт и стр аниц ы содержат психологическое описание некоторых состоянии души, а вовсе не их богослов ское объяснение) . 

То утверждение, что Божественная Среда открывается нам как преображение глубинной сути вещей, позволяет нам сразу же сделать два важных замечания касательно способа, которым восприятие ее включается в наши человеческие устремления и сохраняется в них. 

Прежде всего, открытое проявление Божественного не более изменяет видимый порядок предметов, чем для нашего взора евхаристическое освящение — Святые Дары. Поскольку психологически оно сказывается поначалу только в возникновении некоего внутреннего напряжения или глубинного сияния, отношения между тварями остаются прежними. Возрастает лишь их значение. Подобно тем прозрачным веществам, которые направленный на них луч может высветить целиком, Мир предстает перед христианским мистиком омытым внутренним светом, выявляющим его рельефность, структуру и глубину. Свет этот не есть внешнее свойство, доставляющее грубое наслаждение. Он не обладает той грубой интенсивностью, которая портит предметы и слепит глаза. Это ровное и сильное сияние, порожденное соединением во Христе всех элементов Мира. Чем большую завершенность, каждое соответственно своей природе, обретают тварные существа, в которых оно светится, тем оно делается ближе и явственней, а чем оно явственней, тем большую отчетливость очертаний и глубину обретают омытые им предметы. Если можно слегка видоизменить священное слово, то мы скажем, что великая тайна христианства — не только в Явлении, но и в Прозрачности Бога во Вселенной. Да, Господи, Ты не просто луч касающийся, но и луч пронизывающий. Это не только Эпифания Твоя, Иисусе, но и Твоя Ди афания. 

Нет ничего более устойчивого и более мимолетного, более неотъемлемого от предметов и вместе с тем более отделимого от них, чем луч света. Если Божественная Среда являет себя нам как свечение внутренних уровней бытия, то что может обеспечить нам неизменность такого видения? Ничто, кроме самого Луча. Никакая сила в мире не может помешать нам вкусить радость Диафании, поскольку она действует глубже любой силы — и именно поэтому никакая сила в мире не может заставить ее проявиться. 

А теперь о втором пункте, который должен лечь в основу всех наших дальнейших размышлений о развитии жизни в Боге. 

Восприятие Божественного Всеприсутствия есть прежде всего род видения, ощущения, то есть род интуиции, улавливающей некоторые высшие свойства предметов. Поэтому оно не может быть прямо достигнуто никакими рассуждениями, никакими ухищрениями. Подобно жизни, оно есть дар, ее высшее доступное опыту достижение. Вот мы и оказались — в глубине нас самих — на берегу таинственного источника, зарождение которого мы наблюдали в начале второй части нашей книги. Испытывать притяжение Бога, чувствовать радость, прочность и конечное единство бытия — это высший и в то же время наиболее полный вид нашей «пассивности возрастания». По логике Своего творческого усилия Бог стремится заставить нас искать и найти Ег о: «Он решил, что люди <...>. если смело пойдут по указанному им пути <...>. Его благодать неизменно бодрствует: она готова возбудить наш первый интерес и нашу первую молитву. Но в конце концов инициатива, побуждение всегда исходят от Него; и каким бы ни стало последующее развитие наших способностей, любое наше достижение в этой сфере будет лишь новым ответом на новый дар. «Никто не может прийти ко Мне, если не привлечет его Отец» (Еванг. от Иоанна, гл. 6, ст. 44). 

Итак, для того чтобы нас окружила Божественная Среда, мы должны начать с усиленной постоянной молитвы — о главном даре: «Господи, сделай, чтобы открылись глаза наши» (Еванг. от Иоанна, гл. 20, ст. 33). — Господи, мы знаем и угадываем, что Ты — повсюду вокруг нас. Но на наши глаза как будто накинута пелена. Сделай так, чтобы повсюду просиял Твой вселенский Лик: «Освети нас лицем Твоим» (Псалом 66, ст. 2). Пусть Твой глубинный свет озарит до самого дна плотную тьму, в недрах которой мы движемся. «Над всею землею да будет слава Твоя» (Псалом 56, ст. 6). И во имя этого пошли нам Духа Своего, «Духа Владычественного» (Псалом 50, ст. 14), чья огненная сила одна лишь способна начать и завершить великое преображение, к которому сводится всякое внутреннее совершенствование и о котором взывает Твое Творение: «Пошлешь Дух Твой — созидаются, и Ты ОБНОВЛЯЕШЬ ЛИЦЕ ЗЕМЛИ» (Псалом 103, ст. 30). 

б. Воздействие Божественной Среды на личность: действенные чистота, вера и верность 

«Отец мой доныне делает, и Я делаю» (Еванг. от Иоанна, гл. 5, ст. 17). Неотразимая привлекательность Божественной Среды (налагающая ответственность) состоит в ее способности окружать нас со все возрастающей силой. Эта атмосфера, если мы того хотим, все более насыщается светом и Богом. В Нем, и только в Нем одном, утоляется безрассудное желание всякой любви: потерять себя в том, кого любишь, и все больше и больше погружаться в него. 

Этому беспредельному насыщению нашей жизни Божественным особенно способствуют три добродетели: чистота, вера и верность — три с виду «статичные» добродетели, но в действительности самые активные и безграничные из всех. Рассмотрим, как они выполняют свою созидательную функцию в Божественной Среде. 

1. Чистота 

Чистота в истинном смысле этого слова не есть лишь отсутствие грехов (что составляет только ее негативную сторону), ни даже целомудрие (которое есть лишь ее особый частный случай). Это прямизна и взлет, входящие в нашу жизнь через любовь к Богу, если мы ищем Его во всем и взыскуем Его превыше всего. 

Духовно нечист тот человек, который, предаваясь наслаждениям или замыкаясь в эгоизме, вводит в себя и вокруг себя принцип разделения, замедляющий объединение Вселенной в Боге. 

Напротив, чист тот, кто, следуя своему мирскому призванию, старается поставить заботу о становлении Христа во всех предметах выше своей непосредственной мимолетной выгоды. 

И все более чистым становится тот, кто, испытывая притяжение Бога, старается придать этому взлету, этому прорыву, все возрастающую продолжительность, силу и реальность независимо от того, действует ли он, следуя призванию, все в тех же материальных сферах Мира (хотя и все более духовно), или же, что бывает чаще, вступает в области, где Божественное постепенно заменяет для него иную земную пищу. 

Понятая таким образом, чистота человека измеряется степенью притяжения, которое влечет его к Божественному Центру, или, что то же самое, — близостью к этому Центру. Христианский опыт говорит нам, что она поддерживается сосредоточением, умной молитвой, чистотой совести, чистотой помыслов, таинствами... Восхвалим же ее удивительную способность сгущать Божественное вокруг нас! 

В одной из своих сказок Бенсон описывает, как «ясновидящий» приходит к уединенной часовне, где молится монахиня. Он входит. И тут он вдруг видит, что вокруг этого безвестного места завязывается, движется и организуется весь Мир — соразмерно силе и напряженности волений этой тщедушной молитвенницы. Монас­тырская часовня стала как бы полюсом, вокруг которого вращалась Земля. Созерцательница делала восприимчивыми и одушевленными все предметы вокруг себя, потому что веровала; и вера ее была действенной, поскольку ее душа, исполненная чистоты, приближала ее к Богу. Этот вымышленный рассказ является превосходной притчей. 

Внутренняя устремленность духа к Богу может показаться недостойной внимания тем, кто хочет вычислить количество энергии, скопившейся в человеческом множестве. 

И однако, если бы мы были так же способны различать «невидимый свет», как облака, молнию или солнечные лучи, то чистые души показались бы нам в этом Мире такими же активными, в силу одной своей чистоты, как снежные горы, чьи безмолвные вершины постепенно вбирают для нас рассеянные силы высших слоев атмосферы. 

Хотим ли мы, чтобы вокруг нас возросла Божественная Среда? Тогда соберем и будем ревностно взращивать все силы единения, желания, молитвы, которые дарует нам благодать. И уже потому, что увеличится наша прозрачность, Божественный свет, который непрестанно падает на нас, проникнет в нас еще глубже. 

Размышляли ли мы когда-нибудь над тайной Благовещения? 

Когда приблизился срок, в который Бог решил совершить пред нами Свое Воплощение, Ему понадобилось сначала породить в Мире силу, способную привлечь Его к нам. Он нуждался в Матери, которая родила бы Его в мир людей. Что же тогда он сделал? Он сотворил Деву Марию, то есть породил на Земле великую чистоту, и в этой прозрачности так сосредоточил Себя, что стал Младенцем. 

Вот, выраженная во всей своей силе и реальности, способность чистоты вызвать рождение Божественного среди нас. 

И однако Церковь добавляет, обращаясь к Матери-Деве: «Блаженна Уверовавшая» (Еванг. от Луки, гл. 1, ст. 45). Лишь в вере чистота может принести свои совершенные плоды. 

2. Вера 

Вера, о которой здесь пойдет речь, не является, разумеется, одним лишь рассудочным принятием христианских догм. Здесь мы берем ее в гораздо более широком смысле — как веру в Бога, исполненную безграничного доверия к Его благотворной силе, рождаемого познанием Того, Кому мы поклоняемся. Это безусловная уверенность в том, что Вселенная в руках Творца продолжает оставаться глиной, из бесчисленных возможностей которой Он лепит нечто по своему усмотрению. Одним словом, это евангельская вера, о которой можно сказать, что она заповедана нам Спасителем более настоятельно, чем любая другая добродетель, даже милосердная любовь. 

Итак, в каком виде эта заповедь неустанно преподавалась нам в речах и поступках Учителя? Прежде всего и превыше всего как некая действенная сила. Смущенные необоснованными позитивистскими догмами, расхоложенные, с другой стороны, мистическими злоупотреблениями «ChristianScience» ( «Христианская наука» — Парахристианское учение о «духовном исцелении», основанное американкой Мери Бе кке р Эдди (1821—1908) — Прим. п ер) , мы порой хотели бы забыть об этом стесняющим нас обетовании реальной действенности нашей молитвы. И все же мы не можем утаивать ее без стыда перед Христом. Если мы не веруем, нас топят волны, свишет ветер, нам не хватает пищи, нас поражают или убивают болезни, Божественная мощь оказывается бессильной или далекой от нас. Напротив, если мы веруем, воды держат нас и успокаиваются, хлебы умножаются, слепые прозревают, мертвые воскресают, сила Божия как бы исполняется действенности и разливается во всей природе. Мы должны или перетолковать, произвольно урезать Евангелие, или же признать реальность этой силы молитвы, считать ее не временной и канувшей в прошлое, а постоянной, действующей и поныне. Не будем же заглушать в себе это откровение о возможности оживотворения в Боге сил природы, но, напротив, решительно поместим его в центре своих земных целей, — постаравшись лишь понять его. 

Вера действует. Что это значит? Означает ли это, что Божественный Промысел придет по зову нашей веры подменить собой нормальное стечение обстоятельств? Будем ли мы ждать, подобно «озаренным», что Бог прямо произведет в Материи и в наших телах те результаты, которых мы до сих пор достигали лишь с помощью нашей изобретательности? 

Очевидно, нет. Это предписание веры отнюдь не ослабляет и не ставит под угрозу ни внутренние связи материального или психологического мира, ни человеческий долг делать максимальные усилия. «Ни одна йота или ни одна черта не прейдет ...» (Еванг. от Матфея, гл. 5, ст. 18). Под преобразующим влиянием действенной веры все природные связи Мира остаются невредимыми; но ему придается некий принцип, некая внутренняя конечная цель, можно даже сказать — еще одна душа. Под воздействием нашей веры Вселенная способна, не изменяя внешне своих черт, сделаться более восприимчивой, одушевиться, одухотвориться. Это и есть то «всеобщее» и «необходимое», что присуще верованию и формально «навязывается» нам Евангелием. Иногда это высшее одухотворение выражается в чудесах — когда причины преображаются и наделяются «способностью послушания»; или, что бывает чаще, оно проявляется в переводе безразличных или неблаго­приятных событий в высшую плоскость, в сферу Промысла. 

Мы уже затронули и рассмотрели выше весьма типичный случай этой второй формы обожения Мира верой (формы, которая не менееглубока и не менее ценна, чем самые поразительные чудеса). Говоря о пассивных силах умаления, мы видели, как наши неудачи, провалы, смерть нашу, сами наши грехи Бог может претворить во Благо, преобразив их в Себе. Теперь следует рассмотреть это чудо само по себе и с точки зрения частного делания веры, которая с нашей стороны является для него промыслительным условием. 

Да, Мир и Жизнь (наш Мир и наша Жизнь) вложены в наши руки — подобно Гостии: они готовы воспринять Божественное воздействие, то есть вместить в себя реальное Присутствие Воплощенного Слова. Таинство совершится. Но при одном условии: мы должны поверить, что оно может стать для нас действием, то есть продолжением Тела Христова. Если мы верим, все вокруг нас просветляется и обретает смысл, случайности упорядочиваются, успех становится полным и прочным, страдание превращается в посещение и милость Бога. Если мы колеблемся, камень остается безводным, небо — черным, море — предательским и зыбким. И перед лицом своей загубленной жизни мы слышим голос Учителя: «О маловерные, зачем вы усомнились?»... 

«Господи, помоги моему неверию» (Еванг. от Марка, гл. 9, ст. 24). Господи, Тебе Самому это ведомо, как Человек Ты испытал эту муку. В иные дни Мир кажется нам пугающим: необъятным, слепым, жестоким. Он тащит, волочит, убивает нас, не замечая этого. Можно сказать, что среди необъятного холодного и темного моря Человек героически создал обитаемую зону, где постепенно делается светлее и теплее, где у людей есть глаза, чтобы смотреть, руки — чтобы утешать, сердце — чтобы любить. Но как непрочно это жилье! Ежемгновенно через все щели в него вторгается огромное ужасное Нечто, — о чьей близости мы стараемся забыть, забыть, что оно отделено от нас лишь тонкой перегородкой: огонь, чума, буря, землетрясение, разгул темных сил — они в мгновение ока безжалостно сметают то, что с таким трудом было создано и украшено нашим разумом и нашим сердцем. 

Боже мой, поскольку мое человеческое достоинство запретило мне закрывать на это глаза, — я ведь не животное и не ребенок, — то сделай так, чтобы я поклонялся этому Нечто в Тебе, видя Тебя сокрытым в нем, — чтобы я не впал в искушение проклясть Мир и Того, Кто его создал. Господи, повтори мне эти великие слова избавления, слова Откровения и Силы: «Сие есть Тело Мое» (Еванг. от Матфея, гл. 26, ст. 26; Еванг. от Марка, гл. 14, ст. 22). Поистине это огромное и ужасное Нечто, призрак, буря, — если только мы захотим, это будешь Ты! «Это Я, не бойтесь» (Еванг. от Иоанна, гл. 6, ст. 20). Все, что страшит нас в жизни, то, что Тебя Самого ужасало в Гефсимании, по существу, есть лишь виды или формы того же Таинства. 

Надо лишь поверить в это. Поверить тем сильней и отчаянней, чем страшней и неумолимей покажется нам Реальность. И тогда мы постепенно увидим, как Вселенский Ужас отпускает, затем улыбается и наконец заключает нас в свои более чем человеческие объятия. 

Нет, именно гибкие формы Духа, а вовсе не жесткие детерминизмы Материи и больших чисел придают устойчивость Вселенной. Власть случая и великая слепота Мира — это всего лишь иллюзия для того, кто верует. «Вера— основание вещей». 

3. Верность 

Поскольку мы от чистого сердца с силой поверили в Мир, он раскроет нам объятия Бога. И для того, чтобы вокруг нашей жизни замкнулся круг Божественной Среды, нам остается теперь лишь броситься в эти объятия. Этот шаг окажется тесно связанным с нашими повседневными обязанностями. Вера освящает Мир. Верность приобщает к нему. Чтобы описать подобающим образом «преимущества» верности, то есть главную, решающую роль, которую она играет в нашем овладении Божественной Средой, нам пришлось бы повторить здесь все, что говорилось в первых двух частях этого очерка. Именно верность реализует неисчерпаемые возможности, которые открывает перед нашей потребностью в единении пламенная увлеченность. 

Благодаря верности мы столь точно предаем себя в руку Божию (и остаемся в ней), что составляем с ней одно целое, когда она делает свое дело. 

Благодаря верности мы так глубоко и постоянно принимаем в себя волю Бога, стремясь угождать Ему во всем, что Его жизнь, как некий питательный Хлеб, проникает в нашу и соединяется с ней. «Моя пищ а есть творить волю Отца» (Еванг. от Иоанна, гл. 4, ст. 34). 

Наконец, благодаря верности мы в каждый миг оказываемся как раз в той точке, где на нас промыслительно сходится пучок бесчисленных внутренних и внешних сил Мира, то есть в единственной точке, где в данный момент может проявить себя для нас Божественная среда. 

Именно верность, и только верность, позволяет нам принимать постоянное и повсеместное предложение вступить с Богом в контакт;благодаря ей, и только ей, мы возвращаем Богу целование, которое Он постоянно дарит нам через Мир. 

Соединяющая сила верности особенно ценна тем, что она, подобно той силе, которой обладают вера и чистота, безгранична. 

Ни совершаемое дело, ни претерпеваемое умаление не ставят ей предела, поскольку мы можем еще и еще усовершенствовать исполняемую работу, еще лучше использовать неблагоприятные обстоятельства, постоянно увеличивая изобретательность, старание и силу. 

Намерение, придающее силы действовать или принимать, также не ставит ей предела, поскольку мы можем еще и еще усовершенстовать наше повиновение воле Божией, постоянно увеличивая отрешенность и любовь. 

Еще меньше полагает ей предел Божественная Цель, все сильнее стремясь к которой мы можем радостно расточать себя. Оставим теперь всякие представления о неподвижном слиянии. Они становятся недостаточными. И напомним себе вот о чем: Бог не являет Себя нам как нечто совершенно законченное, что нам надлежит объять. Для нас Он есть вечное Открытие и вечное Возрастание. Нам кажется, что мы постигли Его, а Он открывается нам совсем по-другому. Мы думаем, что уловили Его, а Он ускользает, увлекая нас в глубины Самого Себя. Мы приближаемся к Нему, напрягая все силы, дарованные нам благодатью, а Он тут же увеличивает Свою притягательность для нас и нашу восприимчивость к этому Божественному притяжению. 

Таким образом, та удобная точка, о которой мы только что говорили, единственная точка, где для всякого человека в любой миг может родиться Божественная Среда, не является определенным местом во Вселенной. Это подвижный центр, за которым мы должны следовать, как волхвы за своей звездой. 

Это светило по-разному ведет людей тем или иным путем, в зависимости от их призвания. Но все указываемые им тропинки сходны в том, что постоянно заставляют взбираться все выше (мы уже много раз говорили об этом, но важно в последний раз собрать все сказанное воедино). В каждой жизни, если она протекает правильно, мелкие желания сменяются все более значительными, самоотречение постепенно берет верх над наслаждениями, смерть становится завершением жизни. В итоге маршрут путешествия через тварный мир будет для всех одним и тем же. Действуя посредством самоотречения, — то мысленного, то фактического, — верность возводит всех нас более или менее быстро, более или менее высоко в одну и ту же область наименьшего эгоизма и наименьшего наслаждения — туда, где человек со все большим восторгом обнаруживает Божественный свет, сияющий все более явно и ярко, а то, что играло роль посредни­ков, оказывается не отброшенным, а превзойденным. 

Под перекрестным воздействием этих трех лучей: чистоты, веры и верности, — плавится и покоряется Мир. 

Подобно неукротимому огню, пожирающему то, что должно было бы его погасить, подобно мощному потоку, который лишь ширится от поставленных на его пути препятствий, так и сила притяжения, возникающая при встрече человека с Богом, растворяет, увлекает за собой всякое сотворенное существо, заставляет его воспаряться и так или иначе служить единению. 

Радости, успехи, страдания, невзгоды, ошибки, дела, молитвы, прекрасное, силы Неба, Земли и Преисподней — все уступает натиску небесных волн и отдает им часть своей положительной энергии, дабы приобщиться к Божественной Среде. 

Подобно тем раскаленным струям, которые легко пронзают самые твердые металлы, дух, притягиваемый Богом, проникает в Мир и движется вперед, окутанный светлыми парами того, что он сублимирует вместе с Ним. 

Он не разрушает предметы и не принуждает их: он освобождает их, направляет, преображает и одушевляет. И он не покидает их больше, а, опираясь на них, поднимается ввысь, увлекая за собой все самое в них лучшее. 

О Чистота, Вера и Верность, светлые силы покоя и действия, поистине вы являетесь высшими силами в природе, вы придаете Миру, даже материальному, его окончательную форму и его окончательный облик. Вы представляете собой начало, созидающее Новую Землю. Вы составляете три аспекта одного, исполненного уверенности, поклонения Богу. «Мы побеждаем Мир»: «И сия есть победа, победившая мир, вера наша» (1 Пос л. Иоанна, гл. 5, ст. 4). 

в. Всеобщее возрастание в Божественной Среде. Общение Святых и Любовь. 

1. Предварительные замечания об «индивидуальной» ценности Божественной Среды 

На предыдущих страницах мы рассматривали, как устанавливается и возрастает Божественная Среда в душе, как бы оставшейся среди Мира один на один с Богом. «А куда вы подевали остальных людей? — подумают многие читатели. — Что это за христианство, которое думает обойтись без любви к ближнему?» 

Ближний, и мы сейчас увидим это, занимает важное место в том здании, план которого мы пытались набросать. Но, прежде чем вводить его в наши построения, было необходимо — по двум причинам— тщательно рассмотреть проблему обожения Мира на примере одного человека. 

Прежде всего, это проистекало из методических соображений: в любой серьезной науке изучение частных случаев всегда должно предшествовать попытке обобщения. Это также было необходимо ввиду природного фактора: поскольку, как бы тесно мы ни были связаны друг с другом в нашем становлении во Христе Иисусе, каждый из нас тем не менее образует в нем отдельную природную единицу со своей собственной ответственностью и своими личными возможностями. Мы сами спасаем или губим себя. 

Тем более важно было выделить это христианское учение о личном спасении, что те цели, о которых мы говорили, носят характер более унитарный и всеобщий. Никогда не надо терять из виду следующее: подобно тому как в подвластных опыту сферах Мира люди, как бы ни обступала их всех одна и та же Вселенная, каждый в отдельности представляет собой для этой Вселенной центр перспективы и средоточие независимой деятельности (таким образом, существует столько же частных Вселенных, сколько и индивидуумов), точно так же и в области небесных реалий, — как бы ни пронизывала всех нас одна и та же созидающая и искупляющая сила,— каждый из нас является отдельным центром обожения (и таким образом, существует столько же частных Божественных Сред, сколько христианских душ). 

При наличии одних и тех же возможностей восприятия или действия люди, как мы знаем, настолько по-разному реагируют — соответственно особенностям или степени развития их чувств и ума на одно и то же зрелище, — что если бы мы смогли, совершив невозможное, переходить из одного сознания в другое, мы всякий раз изменяли бы Мир. Подобно этому в одних и тех же временных и пространственных «видах» Бог является и отдается душам в разной степени реальности и полноты соразмерно вере, верности и чистоте, которые встречает Его воздействие. 

Представим себе, что в какой-то группе людей все достигли одного успеха или потерпели одно и то же крушение. То же самое событие обретет столько разных обликов, значений, характеров, сколько лиц будет им затронуто. Слепое, абсурдное, безразличное, материальное для тех, кто не верит и не любит, оно окажется светлым, промыслительным, исполненным смысла и жизни для того, кто научился видеть и чувствовать Бога во всем. Существует столько же различных Божьих сверхвоздействий на вторичные причины, сколько и человеческих доверий и вернос тей. По существу единый в своем действии, Промысел приобретает множественность, вступая с нами в контакт, подобно тому как солнечный луч, встречаясь с телами, приобретает разную окраску или гаснет в их глубине. Единая Вселенная имеет много этажей, различных отделений: «В доме Отца... обителей много» (Еванг. от Иоанна, гл. 14, ст. 2). 

И вот почему, повторяя над своей жизнью слова, которые произносит священник над хлебом и вином перед Пресуществлением, каждый из нас должен молиться, чтобы Мир преобразился приме­нительно к нему «и был нам Телом и Кровью Господа нашего Иисуса Христа». 

Это — первый шаг. Прежде чем заниматься ближними (чтобы суметь заниматься ближними), верный должен обрести свое собственное освящение, — не из эгоизма, но с ясным и полным пониманием того, что какой бы бесконечно малой и некоммуникабельной частицей каждый из нас ни был, ему предстоит обожить целый Мир. 

Как возможно это частное обожение? Именно это мы только что рассмотрели. Нам остается теперь лишь собрать воедино отдельные явления и увидеть, каким образом, благодаря слиянию индивидуальных Божественных Сред, устанавливается всеобщая Божественная Среда, а затем в свою очередь воздействует на частные судьбы, которые она объемлет, завершая их. Пришло время обобщить наши заключения, бесконечно увеличив их масштабы силою любви. 

2. Усиление Божественной Среды Любовью 

Чтобы понять и измерить силу обожения, заключенную в любви к ближнему, нужно вернуться к тем положениям, которые мы излагали, когда описывали единство евхаристического освящения. 

В огромности времени и обескураживающем множестве индивидуумов, говорили мы, совершается одно действие: избранные соединяются со Христом — творится одно дело — из всех рассеянных или едва выраженных в Мире духовных сил созидается мистическое 

Тело Христово. «Сие есть Тело Мое». Никто в Мире не может ни спасти, ни погубить нас помимо нашей воли это верно. Но верно также и то, что наше спасение совершается и получает завершение лишь вместе с оправданием всей «массы избранных». В некотором смысле будет спасен лишь один Человек: Христос, Глава и живой обобщенный Образ Человечества. Каждый из избранных призван увидеть Бога лицом к лицу. Однако этот акт ви дения будет жизненно неотделим от возвышающего и просвещающего действия Христа. На Небе мы будем созерцать Бога сами, но как бы глазами Христа. 

Если это так, наше индивидуальное мистическое усилие нуждается в важном восполнении: в соединении с усилиями всех других людей. Божественная Среда, которая обретает свое окончательное единство в Плероме, должна начать становиться единой уже в земной фазе нашего существования. Даже если бы христианин, стремящийся жить в Боге, придал своим помыслам всю возможную чистоту, своим молитвам — всю возможную веру, а своему делу — всю возможную верность — перед ним еще оставались бы открытыми неисчерпаемые возможности обожения его собственной Вселенной. Ему предстояло бы ещ е согласовать свое частное дело с делами тех, кто трудится рядом с ним. Вокруг него теснятся бесчисленные частные Миры, которые создаются различными человеческими монадами. Ему нужно поддерживать свое горение огнем всех этих очагов, сливать свои силы с силами, циркулирующими во всех остальных клетках, получать и отдавать для общего блага движение и жизнь, иметь ту же температуру и то же давление, что и все прочие. 

Какой же энергии надлежит разорвать те оболочки, в которых ревниво замыкаются и прозябают наши индивидуальные микрокосмосы? Какой силе дано сплавить и возвысить наши малые излучения в великом свете Христовом? 

Любви — началу и следствию всякой духовной связи. Христианская любовь, так торжественно возвещаемая Евангелием, есть не что иное, как более или менее сознательное соединение душ, порожденное их общим схождением во Христе Иисусе. Невозможно любить Христа, не любя других (в той мере, в какой эти другие движутся ко Христу); и невозможно любить других (в духе общего согласия людей), не приближаясь тем самым ко Христу, Тогда автоматически, в силу некоего живого детерминизма, индивидуальные Божественные Среды по мере своего образования обретают стремление срастись друг с другом, и это соединение неизмеримо увеличивает их жар. Это неизбежное соединение всегда проявлялось во внутренней жизни святых как беспредельная любовь ко всему, что таит в себе здесь, на земле, ростки вечной жизни. Как мы видели, «соединяющее притяжение» обладает чудесной действенностью, и вот для того, чтобы приохотить человека к исполнению его долга и побудить его извлекать жизнь даже из самых смертоносных сил, оно в конце концов погружает христианина в любовь к душам. 

Приверженец Божественной Среды не может выносить вокруг себя темноту, безразличие, пустоту в том, что должно быть наполнено дыханием Божиим. Его леденит мысль о бесчисленных душах, связанных с ним в том же едином Мире, вокруг которых еще недостаточно разгорелся огонь Божественного Присутствия. Какое-то время он еще верил, что если ему захочется прикоснуться к Богу, то достаточно протянуть Ему лишь свою собственную руку. Но теперь он обнаруживает, что должным образом охватить Божественное могут лишь все человеческие руки, простертые одновременно с целью призвать и принять Огонь. В конечном счете к мистическому преображению способен только один субъект — вся совокупность людей, образующих единое тело и единую душу в любви. 

И это сращение духовных элементов Творения под воздействием Христа есть высшая победа веры над Миром. 

Господи, признаюсь Тебе, что долгое время мне трудно давалась и поныне трудно дается любовь к ближнему. Насколько я испытывал немыслимую радость расточать себя и растворяться в душах, к которым меня влекло в силу таинственных свойств человеческих предпочтений, — настолько я чувствую себя по естеству враждебным и замкнутым перед большинством тех, кого Ты велишь мне любить. Я легко принимаю в свою внутреннюю жизнь то, что во Вселенной стоит выше или ниже меня (но как бы на одной прямой): материю, растения, животных, Силы, Власти, Ангелов, — и радуюсь, чувствуя, что включен в их иерархию и что она поддерживает меня. Но «другой», Господи, — не только «бедный, хромой, горбатый, слабоумный», — но просто-напросто другой — тот, кто в своем по виду закрытом для меня Мире живет, как мне кажется, независимо от меня и нарушает, по-моему, это единство и безмолвие Мира, — буду ли я искренним, если скажу тебе, что, повинуясь своей инстинктив­ной реакции, я его не оттолкну от себя? и что одна лишь мысль войти с ним в духовное общение не будет мне отвратительна? 

Господи, сделай так, чтобы в жизни ближнего я увидел Твой светлый лик. Этот неотразимый свет Твоих глаз, горящий в глубине вещей, уже заставил меня с жаром набрасываться на всякое дело, преодолевать всяческие трудности. Дай мне различать Тебя даже (и более того) в самых сокровенных, самых прекрасных, самых удаленных уголках души моих братьев. 

Тот дар, который Ты требуешь от меня для моих братьев, — единственный дар, возможный для моего сердца, — это не нежная любовь предпочтения и привязанности, которой Ты пользуешься в жизни каждого из нас как важнейшим естественным фактором нашего внутреннего роста, это что-то менее сладостное, но такое же реальное и более сильное. Ты хочешь, чтобы между людьми и мною с помощью Твоей Евхаристии возникло глубокое притяжение (уже смутно предчувствуемое каждой любовью, как только она входит в силу), которое мистически образует из мириада разумных существ нечто вроде единой Монады в Тебе, Иисусе Христе. Ты хочешь, чтобы меня влекли к «Другому» не просто личные симпатии, а совокупное сродство некоего самодовлеющего мира и этого мира для Бога. 

При этом ты не требуешь от меня ничего психологически невозможного, — ибо в этой чуждой мне несметной толпе мне неизменно предлагается любить лишь одно личностное Существо — Тебя. 

Ты не обязываешь меня и к лицемерным уверениям в любви к Ближнему, потому что мое сердце в своих исканиях может достичь Твоей Личности лишь в глубине того, что есть наиболее индивидуального и конкретно личностного в каждом «другом»; именно к самому этому ближнему, а не к некоему общему понятию и обращена моя любовь. 

Нет, Ты не требуешь от меня ничего ложного и неосуществимого. Просто Своим Откровением и благодатью Ты побуждаешь нас наконец осознать то, что в нас есть наиболее человечного. Человечество спало — и все еще спит, — убаюканное маленькими радостями своих ограниченных, замкнутых привязанностей. Огромная духовная сила, дремлющая в недрах нашего множества, проявится лишь тогда, когда мы сумеем сломать перегородки нашего эгоизма и, полностью переменив свои установки, подняться до понимания универсальных принципов как чего-то обычного и целесообразного. 

Иисусе, Спаситель человеческой деятельности, которую Ты наделяешь смыслом, Спаситель человеческого страдания, которому Ты придаешь жизненно важное значение, спаси единство людей, заставь нас подняться над нашим ничтожеством, прилепиться к тебе и отважиться выйти в неведомый океан Любви. 

3. Тьма Внешняя и погибшие душы 

История Царства Божия это прежде всего история соединения. Всеобщая Божественная Среда образуется включением всякого избранного духа в Иисуса Христа. Но избранность предполагает выбор, отбор. Видеть в Иисусе Христе лишь центр притяжения и освящения — мало для христианского понимания Его вселенской миссии. Именно потому, что Он есть Тот, Кто соединяет, Он также и Тот, Кто отбирает, разделяет и судит. В Евангелии говорится о добром семени, об овцах, о правой стороне от Сына Человеческого, о горнице брачного пира и о радости, вспыхивающей, как огонь. Но там также говорится и о плевелах, о козлищах, о левой стороне от Судии, о запертых дверях, о тьме внешней и о пламени, которое сжигает в одиночестве, в противопложность огню, соединяющему в любви. Во всей своей полноте процесс постепенного рождения Новой Земли представляет собой сочетание соединения и разделения. 

На предыдущих страницах (будучи озабоченны исключительно тем, как найти самый прямой путь восхождения к Божественному Огню и полнее подставить себя Его лучам), когда мы постоянно обращали свой взор к свету, мы ни на миг не переставали ощущать за собой тьму и пустоту — как бы некое разрежение Божественного Присутствия, или отсутствия Бога, над которым, как над пропастью, проходил наш путь. Но это низшая тьма, от которой мы старались убежать, могла бы с таким же успехом стать некоей бездной, ведущей в небытие. Несовершенство, зло, грех, плоть означали главным образом движение вспять, обращенность к вещам, переставшим существовать для нас по мере того, как мы углублялись в Бога. 

Твое Откровение, Господи, обязывает меня к большей вере. Силы Зла во Вселенной являются не только ловушкой, искажением, знаком «минус», губительным возвратом к множественности. В ходе духовной эволюции Мира сознательные элементы Зла, его Монады, по своей воле оторвались от массы, которую Ты влечешь к Себе. Зло как бы воплотилось, «материализовалось» в них. И теперь вокруг меня, смешанные с Твоим светоносным Присутствием, присутствуют и темные, дурные существа, лукавые вещи.И эти отпавшие силы окончательно и навсегда становятся отходами в истории становления Мира. Существует не только низшая, но и внешняя тьма. О ней говорится в Евангелии. 

Господи, среди всех тайн, в которые мы должны верить, несомненно, нет ни одной, которая больше противоречила бы нашим гуманным понятиям, чем тайна проклятия. И чем больше мы становимся людьми, то есть осознаем сокровища, сокрытые в самой малой твари, и ценность, которую представляет собой любая ничтожная частица для конечного единства, — тем более нас смущает идея Ада. Мы еще могли бы понять уход в некое небытие... Но вечная непригодность и вечное страдание!.. 

Ты повелел мне, Господи, верить в Ад. Но Ты совершенно недвусмысленно запретил мне считать кого бы то ни было осужденным. Я не собираюсь говорить здесь об осужденных, — я даже в каком-то смысле не знаю, существуют ли они. Но, доверяя слову Твоему, я понимаю Ад как структурный элемент Вселенной и буду молиться и размышлять до тех пор, пока это страшное явление не станет для меня укрепляющим, даже освящающим дополнением к вйдению Твоего Всеприсутствия, которое Ты мне открыл. 

В самом деле. Господи, придется ли мне насиловать свой ум или природу вещей, чтобы разглядеть источник жизни в самой тайне второй смерти? Нужно ли долго смотреть, чтобы увидеть во тьме внешней Твое величие еще более сильным и глубоким? 

Если смотреть на энергии Зла с точки зрения их добровольного вредоносного действия, то я уже знаю, что они никак не могут потревожить Божественную Среду вокруг меня. По мере того как они стараются п роникнуть в мой Мир, их воздействие (если моя вера достаточно крепка) подвергается участи всякой тварной энергии; захваченные, скрученные Твоей неодолимой силой, искушения игрехи претворяются в доброизаставляют еще ярче пылать костер любви. 

Если же смотреть на падших духов с точки зрения пустот, образуемых их отступничеством в недрах мистического Тела, то они также не сумеют, я знаю и это, повредить совершенству Плеромы. Каждой душе, которая, погибая, несмотря на призывы благодати, должна была бы нарушить совершенство всеобщего единения, Ты противопоставляешь. Господи, одно из переустройств, ежемгновенно возрождающих Вселенную в новой чистоте и свежести. Осужденный отторгается не от Плеромы, но от ее светлой стороны, от ее освящения. Он теряет ее, но сам для нее не потерян. 

Итак, своим существованием Ад ничего не разрушает и не повреждает в Божественной Среде, развитие которой я с восхищением наблюдаю вокруг себя. Но я чувствую, что, кроме того, он производит в ней нечто великое и новое. Он вносит в нее некий оттенок серьезности, объем и глубину, которых не было бы без него. Вершина лучше всего измеряется бездной, над которой она возвышается. 

Излагая свои человеческие воззрения, я только что говорил о Вселенной, ограниченной снизу небытием, то есть о некой последовательности величин, как бы сходящих к нулю. И вот, Господи, разрывая эту низшую тьму Вселенной, Ты даешь мне познать, что под моими ногами скрывается иное полушарие — реальная, беспре­дельно спускающаяся область некоего существования, которое возможно по крайней мере в плане умозрительном. 

Разве реальность этого отрицательного полюса Мира не удваивает непреложную и неограниченную власть, с какой Ты обрушиваешься на меня? 

О Иисусе, Владыка грозный и ревнивый, закрывая глаза на то, чего пока не может постичь, а значит, и вынести моя человеческая слабость, то есть на существование осужденных, я хочу хотя бы ввести в свое привычное ви дение Мира постоянно угрожающую опасность осуждения — не столько для того, чтобы бояться Тебя, Иисусе, сколько для того, чтобы с еще большим жаром предаться Тебе. 

Я уже только что взывал к Тебе об этом: не будь мне лишь братом, Иисусе, — но стань мне Богом! Теперь, облеченный грозной властью отбора, ставящей Тебя на вершину мира как первопричину всеобщего притяжения и всеобщего отталкивания. Ты поистине являешь мне Себя как великую живую Силу, Которую я всюду искал, чтобы поклоняться Ей: огонь адский и огонь небесный это не две разные силы, а проявления одной и той же энергии. 

Пусть адское пламя не достигнет меня, Господи, и никого из тех, кого я люблю... Пусть оно не достигнет никого, Боже (я знаю, Ты простишь мне эту безрассудную молитву!). Но пусть для каждого из нас его зловещие отсветы, со всеми безднами, которые они освещают, соединятся с огненной полнотой Божественной Среды.