19 июня  

Абсолютные и частные идеи больше не имеют хождения в мире. У идеи не может быть будущего, если она не завершена, если она не разрешает вопроса во всех отношениях или, по крайней мере, во многих. Человек, желающий идти в ногу с веком, должен стремиться к завершенности. Впрочем, во все века люди, которые шли во главе других, были людьми завершенными; однако сегодня это условие еще более необходимо, чем когда-либо. Быть завершенным не значит быть универсальным: одно почти исключает другое. Следует иметь цель, подчинить сей цели свою мысль, свои интеллектуальные, моральные и даже физические силы, действовать — и действовать размышляя и претворять сию мысль в действие. Когда человек подчиняет все свои способности воле, когда он покоряет эту волю, озаренную светом разума, избранной цели, он может надеяться на успех; вернее, в природе и в мире, которые враждебны друг другу, понадобится особое усилие для того, чтобы разбить единство и согласие, существующее в одном человеке, — сие мощное единство, варьированное до бесконечности всеми точками, коих оно касается. 

В человеке завершенном существует союз единства и разнообразия — таинственное сочетание, которое есть колыбель и источник всего великого и прекрасного в мире. Увы, сие возвышенное согласие встречается слишком редко. В человеке завершенном всегда присутствует некое сокровенное единство, как бы его ни называли, — целью жизни, обетом сердца, стремлением таланта, нравственной мыслью, идеалом; оно всецело руководит им и через него управляет внешней природой и обществом. 

Принцип осмысленного действия, иначе говоря, согласие между действием, или поведением, и мыслью, есть большая редкость и составляет силу и достоинство человека; следует сочетать свой разум с волей и им подчиняться. 

Из всех своих способностей, своего положения общественного, физического, политического и проч., своего образования, обстоятельств, его воспитавших, всего того, наконец, что составляет его сущность и его модифирует, человек должен очистить, выделить, возвысить, дистиллировать свою моральную сущность и свое предполагаемое достоинство и смысл, свое предназначение на этой земле, свою цель, в осуществлении коей он единственно может обрести счастье; сие суверенное начало, которое сумма сущностей человека избирает, как президента Соединенных Штатов, путем {трех-} многоступенчатых выборов; человек, управляемый всем тем, что варьирует его до бесконечности, должен превратить в своего господина, своего самодержца и покорно подчиняться его царственным повелениям! Именно в себе человек обнаруживает самые большие препятствия к осуществлению своих планов; но он может сделать из этих препятствий своих помощников. 

Знать, желать, действовать — вот треугольник, на котором можно с уверенностью созидать. Знать, что ты хочешь, делать то, что ты хочешь! 

Вечером  

Сегодня я снова читал газеты, и мне показалось, что в Европе начинает распространяться запах войны, который, хотя он пока едва заметен, тем не менее, похоже, вполне реален. Не знаю, что готовит нам будущее, но думаю, что в скором времени в Европе разразится всеобщая война, которая будет ужасна как по своим действиям, так и по своим последствиям. Дождемся ли мы того, что Англия выйдет из страшного кризиса, ей угрожающего, что Испания и Португалия обретут окончательную форму правления и что начинания, там проводимые, возымеют действие, что Неаполь и другие государства, быть может, окончательно присоединятся к англо-французскому союзу, что, наконец, сама Франция полностью укротит партии и фракции, ее раздирающие, и предстанет единой и сильной в своих национальных стремлениях? Захотим ли мы увидеть единство Германской конфедерации поставленным под угрозу? Обострится ли вопрос на Востоке? Если он обострится на Востоке, это будет залогом будущего России и ее могущества; если он обострится в Италии, это будет роковым предзнаменованием для австрийской монархии; если в Германии, то южные государства предпримут какую-нибудь инициативу и отойдут от Австрии и Пруссии, что тоже было бы роковым предзнаменованием для Австрии и пролило бы мрачный свет на будущее Пруссии. 

Заключается ли смысл политики французского кабинета в том, чтобы отделить Австрию от так называемого Священного союза (Германский союз, учрежденный в 1815 г. Венским конгрессом, объединял 39 германских государств, в том числе Австрию и Пруссию)? Не следует ли Австрии страшиться за свое будущее? Если война между гигантами и титанами, как выразилась одна немецкая газета, действительно разразится, то она окажется противником Франции и Англии, всей южной и западной Европы, и ей будет мало на что надеяться от своих союзников. Но не изменит ли союз между Францией и Австрией положения полностью? не устранит ли он вопрос принципов, заменив его вопросом видов? не разрушит ли он все здание современной политики? 

Если борьба начнется в Италии, вопрос видов, как и вопрос принципов, будет разделять Францию и Австрию. Я не думаю, что Италия может стать ареной сего противоборства; по всей вероятности, в настоящее время преимущество французов слишком велико, чтобы Австрия не попыталась избежать столкновения с ними по этому пункту, и их частичная ссора не будет представлять достаточно прямого интереса для других стран Европы. 

На Востоке виды, права, преимущества России говорят о себе достаточно громко. Я думаю, что война в этих землях могла бы только принести России выгоды прямые и косвенные. Прежде всего, она бы извлекла для себя пользу, состоящую в том, что она сошлась бы лицом к лицу со своими европейскими противниками, чего она не страшится и что сблизило бы ее с ними. Тогда она предстанет европейской державой в Азии, что укрепит ее положение. И поскольку война там была бы скорее войною интересов, чем принципов, она могла бы необыкновенным образом разрушить союзы, существующие в настоящее время. 

В Германии следует различать три области: Австрию, которая почти что и не является частью Германии; Пруссию, которая представляет север Германии; и массу других государств, которые составляют ее центр. Если эти центральные государства воспримут враждебное отношение к Пруссии и ее союзникам, то между этими двумя партиями, которые сейчас выказывают стремление произвести раздел Европы, может начаться борьба, последствия коей трудно предвидеть. Но маловероятно, что такого рода события действительно произойдут; между Пруссией и остальными германскими государствами должны будут все более и более утверждаться разум и единство. Если это так, то, быть может, война не разразится; возможно, что мы увидим, как в каждой из этих стран начнет утверждаться политика, основанная не на мнениях, абстракциях, теориях и тому подобных предметах, а на потребностях и положении каждого народа. Таково будущее, на которое мы должны надеяться и которое породит новое и мощное единство Европы. 

Запад или Четверной союз, похоже, не боится войны, но он не может ее желать (Священный союз — название Мюнхенграцкого договора 1833 года между Австрией, Пруссией и Россией, гарантировавшего любому государю, которому угрожала революция, поддержку трех великих держав. Этот Священный союз был вторым по счету; первый был заключен по инициативе Александра I между Россией, Австрией и Пруссией в 1815 г.). Как поведет себя Священный союз? Россия приберет к рукам Восток, Австрия — Италию, Пруссия — Германию, и все они скажут: эти страны принадлежат мне, я ими управляю как хочу, да никто не посмеет вмешиваться в мои дела! Но если войны не произойдет, будущее России на Востоке видится иным; Пруссия не сможет формировать при таких обстоятельствах Германию, не рискуя грубым образом ошибиться; что же касается Австрии, успех ее оружия в Италии сомнителен: она предпочтет сохранить то, что имеет, и извлечь больше выгод от мира. 

Веймар. 23 июня 

Мы покинули Франкфурт в пятницу утром, но приехали сюда лишь вчера, в воскресенье вечером. Мы сильно страдали от жары: в коляске было 25 градусов. Недомогание, бывшее следствием чрезмерной духоты, заставило нас в первую ночь остановиться в бедной лачуге недалеко от Фульды. Следующую ночь мы провели в дороге, но на полдня мы остановились в Готе. Мы осмотрели китайские комнаты, картины и сто тысяч других редкостей. Мы не увидели ничего интересного, кроме шляпы Бонапарта, его сапог и перчаток, очаровательного парасоля г-жи де Ментенон и платья Марии-Антуанеты (Франсуаза д'Обиньс. маркиза де Ментенон (1635—1719) — с 1684 г. вторая жена французского короля Людовика XIV. Мария-Антуанетта (1755—1793) — ко­ролева французская, супруга Людовика XVI, казненная по время якобинского террора). 

Чем больше я читаю Ансильона, тем больше я им восхищаюсь. Каждый вопрос, которого он касается, он рассматривает со всех сторон; он разбирает все мнения, показывает ложность наиболее из них преувеличенных и из этого сгустка ошибок и частичных истин, им собранных, извлекает истину. Некоторые из последних глав первого тома его сочинения понравились мне меньше. Мне кажется, что здесь он не сумел полностью согласить свои личные мнения со своими принципами и что многое из того, что он утверждает, можно оспаривать на основании его собственного сочинения. Он придает слишком большое значение истории — быть может, за счет философии; в какой-то степени он жертвует идеями общими, философией истории, прогрессом человечества в пользу идей частных и узкой народности. Возможно, что в этом смысле он был вынужден сильно преувеличить истины, им провозглашенные, ибо умы были слишком готовы броситься в противоположную крайность. Он вновь утвердил права народности и истории. Вот великая служба, которую он сослужил человечеству. 

Происхождение понятия законной власти представляет собой серьезный, важный и, я бы сказал, таинственный вопрос. Что есть государь? Я думаю, что этот вопрос разрешается следующим образом. Законный государь — это законы, и какой бы ни была власть, возглавляющая общество, она обязана дать царить законам, ибо они стоят над ней. Власть, отправляемая одним человеком, если этот человек использует ее единственно для того, чтобы дать законам царить, в тысячу раз более законна, чем власть, осуществляемая {большинством} народом, когда эта власть ставит себя выше законов. 

Эта истина была признана во все времена и лишь в нашу эпоху стала неясной. Именно законы должны царствовать над людьми и управлять ими, а людская власть в обществе должна им подчиняться и обеспечивать их действие. 

Но что такое законы? Это — {истины} соглашения между, с одной стороны, постановлениями всеобщего разума, справедливости и вечной истины и, с другой стороны, частными потребностями и идеями, существующими в рамках одной нации. По своему началу, по своей сущности законы имеют происхождение Божественное, ибо они коренятся в Истине, в Разуме, в Вечной Справедливости. Ничто, что противоречит их Божественному происхождению, не может иметь здесь места. Их первый признак состоит в том, что они ниспосланы Небом. Но то, что они ниспосланы Небом, само по себе недостаточно: необходимо, чтобы они проявились на земле, чтобы они обеспечили себе послушание, чтобы они касались не только великих интересов человечества, но и индивидуальных потребностей каждой нации; необходимо, чтобы они были Божественными и в силу этого удовлетворяли бы все человечество, но необходимо также, чтобы они были национальны. 

Законы сами по себе могут претендовать на управление людьми только тогда, когда в своих самых общих и важных положениях они находятся в согласии с вечными принципами Истины и Справедливости и удовлетворяют {местным} требованиям эпохи, места, характера, идей, нужд каждой нации. Сыны Неба, они должны жить среди людей и, чтобы заслужить их уважение, должны одинаково бояться отрицать свое происхождение и повредить отношения, существующие между людьми. 

25 июня. Веймар 

Сегодня утром мы {осмотрели} посетили дом Гете. Здесь всюду еще жива память о великом человеке. Я принес оттуда его аутографы и цветы из его сада. Он был обладателем огромной коллекции произведений искусства, состоящей из гравюр и лучших картин всех школ, выставленных в систематическом порядке, оригинальных рисунков, медалей и портретов своих друзей. Образы Байрона и Наполеона (которые вместе с Гете составляют великую триаду эпохи) повторяются много раз и различным образом. Достойно внимания то, что, обладая античным складом ума, он любил окружать себя скульптурами. Его дом наполнен самыми разными бюстами и статуями. Вообще видно, в какой степени он жил в природе внешней и в предметах искусства, его окружавших. Рисунков и картин немного: самая замечательная — это копия «Свадьбы» (по-моему, Альдобрандини) — фрески, найденной в Помпеях (Речь идет о римской фреске времен императора Августа, найденной в 1606 г. на Аквилинском холме (а не в Помпеях) патом месте, где когда-то находились сады Мецената. Фреска была приобретена кардиналом Альдобрандтни, племянником папы Клеменса VIII (правил в 1592—1605 гг.)); большое число рисунков, изображающих античные {головы} бюсты. Много аутографов. Минералы. Все, что его окружало, показывает универсальность и объективность его ума. Его окна выходят на красивый сад, полный цветов, главным образом роз. — Если тут нет вывешенных картин, то гравюры лучших художников находятся в коробках; но все, что привлекает взгляд в его апартаментах, относится к искусству античному, искусству ваятельному. 

Здесь находится слепок черепа Шиллера, а также, как говорят, череп Ван-Дейка (Антони Ван Дейк (1599—1641) — фламандский художник). Вообще похоже, что он стремился чувствовать присутствие личностей, которых он любил или которые его занимали, посредством разных внешних знаков, оставленных ими после себя, — портреты, бюсты или аутографы были для него волшебными зеркалами, в которых он видел отражение людей, ими когда-то владевших. Такое же впечатление на путешественника производит сей дом, в котором он когда-то жил, и эти собранные им вещи, которые он приобретал во время своих странствий, которые он любил и о которых он заботился; они отражают жизнь, теперь закончившуюся, но оставившую после себя столько внешних следов, — жизнь, повторившуюся и отразившуюся внешне во множестве предметов. Подобно тому как он жил в предметах, его окружавших, эти предметы продолжают жить его жизнью и после его смерти.  

Если сочинения раскрывают нам писателя, то его обиталище показывает нам человека, и человек дополняет писателя. 

В апартаментах Гете можно увидеть портрет г-жи де Водрель; здесь же находится гипсовый слепок его руки, который она прислала из Мюнхена после смерти великого человека. 

О натура человеческая, о натура женская! 

Вечером  

Вот уже почти четверть часа как я сижу перед этой раскрытой тетрадью, желая описать в ней проблему, решение которой будет занимать меня завтра, пока я буду ехать в Карлсбад. За отсутствием лучшего, вот что я намереваюсь рассмотреть: 

Какими могут быть отношения человека с природой внешней, с не-я? Что такое объективность? субъективность? 

Какой практический вывод можно извлечь из решения этой проблемы? 

Посмотрим, приду ли я к какому-нибудь заключению и как следует формулировать вопрос более ясно и положительно. — Ответ в Карлсбаде. 

Карлсбад. 1 июля 

Время проходит быстро. Когда я останавливаю свой взгляд, будущее все более и более представляется мне чем-то обширным и громадным, чем-то все более и более отдаленным и недостижимым; а что касается прошлого — его совсем нет. Я сделал только первый шаг, я ничего еще не совершил, я все время нахожусь на том же месте, я измерил пространство лишь взором — но не ошибаются ли мои глаза? Жажда действия гложет меня как лихорадка, как яд. Откуда происходит это сознание недостаточности настоящего, это томление по будущему, это недовольство текущим моментом и это ожидание веры, которое разум должен хотя бы немного удовлетворить? 

Еще месяц, и мне исполнится двадцать лет! И что же? где я, что я, что я совершил? Если мое развитие будет продвигаться тем же манером, куда в конце концов приведет оно меня? 

О лишь бы увидеть! о лишь бы услышать! о лишь бы познать! 

Пассивное состояние человека, что в тебе заключается? 

И все же не следует ли тебя израсходовать, дабы вкусить жизнь активную, действительную, разумную? Я сетую на то, что не жил жизнью активной, — так куда же привело меня это страдательное состояние, это вечное детство человека? что я такое? что я узнал, дитя двадцати лет? 

Вот уже больше года, как я уехал из Москвы, и, хотя я ничего не сделал за этот год, могу ли я тем не менее быть доволен тем, что начал видеть немного яснее вокруг себя и, что важнее всего, впереди себя? 

Я не должен думать, что ученые занятия как таковые представляют собой поприще полезное и благотворное. Следует положиться на самого себя. Следует отпилить ненужный сук, каким бы он ни был — дубовым, розовым или лавровым. Конец смутной нерешительности: воля, цель — и твердость в стремлении к оной! 

Рука, глаз, голова должны работать в направлении, им данном. Эта тетрадь будет для меня наперсницей моего прогресса. Я хочу научиться хорошо писать, выработать красивый почерк. Следуя совету моего учителя каллиграфии, я буду упражняться в методе. Я буду стараться писать сжав пальцы и приподняв руку для упражнения, чтобы привыкнуть писать почти приподняв се. 

Прага. 14 августа 1834 года 

В продолжение всего того времени, что я был в Карлсбаде, я не делал записей; мне не хватало на это времени именно потому, что я ничего не делал. Это — образ жизни, развращающий нравственность: вы ничем не занимаетесь, но привыкаете видеть свой день заполненным, загруженным, полным суеты, хотя вы ничего не совершили. 

Тем не менее я могу занести сюда несколько замечаний о личностях, которых видел в Праге. За это время я встретился со многими людьми. Сейчас я не могу их перечислить; если я их встречу вновь, они найдут себе здесь место. По пути в Мариенбад я случайно познакомился с двумя личностями, которые оставили свой след в моей жизни. Один из них был знаменитый учитель герцога Бордоского, г-н де Барранд (Жоаким Барранд (1799-1883) — французский палеонтолог, воспитатель графа Шамбора), другой — молодой француз, его друг, который путешествовал с ним, который очень к нему привязан, преклоняется пред ним и извлекает пользу из его общества. Его имя — граф де Сиренкур; некоторое время спустя он приехал в Карлсбад. Ему там понравилось, он там остался и кончил тем, что увлек меня с собою в Прагу. 

Я выехал из Карлсбада вместе с ним в понедельник 11-го, в 11 часов вечера, и прибыл сюда в четверг в 3 часа. 

Я посвятил вчерашний день осмотру достопримечательностей, два предыдущих вечера театру, а сегодня был представлен королю, дофину и дофине (Имеются в виду Карл X (1757-1836) — последний французский король династии Бурбонов (правил в 1824-1830 гг.), свергнутый июльской революцией 1830 года; его младший сын, Луи-Антуан де Бурбон, герцог Атудемский (1775-1844); Мария-Тереза, герцогиня Ангулемская (1778-1851) — жена последнего, дочь короля Людовика XVI и Марии-Антуанетты). 

Прага. Ночь с 16 на 17 августа. 2 часа утра 

Я вернулся из Брандейского замка, где обедал с Сиренкуром. Сей замок, в котором живет герцогиня Беррийская (Мария-Каролнна-Луиза-Фердинанда, герцогиня Берринская (1798-1870) — старшая дочь короля неаполитанского Франциска I, вдова старшего сына Карла X герцога Берринекого (1778—1820), мать графа Шамбора), находится в 5 лиё от Праги. Там я обедал и провел вечер. Я возвратился оттуда очарованным и обвороженным герцогиней Беррийской. Она мала ростом, светловолоса, у нее живые глаза, которые чуть косят; мне показалось, что она прихрамывает: это, быть может, следствие ее явной беременности. Итак, она не красива, но ее лицо интересно, и сама она оригинальна. Ее манера держаться чрезвычайно проста и исполнена изящества и учтивости; она разговаривает, она смеется; временами кажется озабоченной. Ее живой взгляд часто выражает внимание, которое она уделяет беседе, когда заходит разговор о важных предметах. Она охотно говорит сама. Ее речь скорее полна энергии, чем мысли. Часто во время разговора она возвращается, без малейшей аффектации, к своим воспоминаниям о страданиях и невзгодах, ею испытанных. 

Сонливость, меня переполняющая, не позволяет мне продолжать. Добавлю только, что здесь же я видел г-на де Лучези, г-жу д'Отфор, г-на де Суло (Этторе, граф Лучези-Палли (ок. 1805-1864) — неаполитанский дипломат, с 1832 г. второй муж герцогини Беррийской. Госпожа д'Отфор — неустановленное лицо. Де Суло — советник герцогини Беррийской)и что с ним я имел длинный разговор о Востоке, о политике России, о партии роялистов во Франции, о «Gazette» (старейшая французская газета (основана в 1631 г.), орган партии легитимистов), о ее системе, о всеобщем избирательном праве и проч. и проч. 

Главное впечатление на меня произвела оппозиция, или полная несовместимость, между Брандейским замком и Градчанским дворцом (Градчаны — старинный дворец королей Богемии, находящийся в центре Пра­ги; в это время местожительство Карла X. Ныне резиденция президента Чешской Республики).Несомненно, что превосходство в образовании, способностях, чувствах — во всем — принадлежит Брандейскому замку. Но я продолжаю видеть в одних нелепость значительности, в других — нелепость незначительности; быть может, эта незначительность лишь кажущаяся, но я уверен, что среди сих последних присутствуют чувства благородные и великодушные и идеи, бесконечно более истинные. 

17 августа 

Я кончил читать {интересное} захватывающее, доступно написанное и поучительное сочинение: Письма Виктора Жакмона об Индии (Виктор Жакмон (1801-1832) — французский путешественник, в 1828-1832 гг посетивший Индию. Сочинение «Корреспонденция» (1833), о котором идет здесь речь, представляет собой собрание писем Жакмона из Индии семье и близким. Оно отличается блестящим стилем и принесло автору посмертную известность).Его слог приятен, и личность его вызывает {интерес} симпатию. Здесь нет незначительных деталей, недостойных внимания, — так хорошо умеет он придать им значение. В связи с этим следует сказать, что во Франции утверждается удивительная легкость в ис­кусстве сочинительства. Это — не роскошь, это — потребность и условие цивилизации. Умение мыслить, умение руководить и управлять мыслями, их соразмерять, сообщать, выражать устно и письменно — вот каким должно быть главное направление умственной жизни, вот ее основание. 

Тема, о которой пишет Жакмон, не затронута целиком в его сочинении; оно состоит из писем, адресованных его родителям и друзьям и не предназначавшихся для печати; их главный предмет — он сам. Но благодаря очарованию его слога и интересу, который привлекает к себе его я (у столь многих невыносимое), эти письма раскрывают то, что можно назвать частной стороной его путешествия, и проливают много света на бесконечное число личностей и предметов. Хотелось бы увидеть его серьезное сочинение об Индии напечатанным; и если в сих бумагах его занимает нечто иное, чем ее геологическая структура и ее растительные и зоологические произведения, то его Письма счастливым образом дополнят его книгу (Трехтомное сочинение В. Жакмона «Путешествие по Индии», насыщенное географическими, геологическими и иными научными сведениями, было опубликовано лишь в 1841 г.). Они не только доставляют удовольствие, но и вызывают желание ближе узнать эту страну.  

Сей исключительно важный вопрос связан с Восточным вопросом, но он еще более громаден и важен; с каждым днем он встает все острее; из-за него нам суждено стать свидетелями событий, которые {косвенным образом влияют} окажут на нас великое влияние и которые нам следует уметь понять. 

История постоянно движется вперед, она всегда чревата событиями, которые зарождаются и созревают в тени, чтобы затем разразиться в ясном свете дня. 

Таков Восточный вопрос. Все говорит о том, что эта часть света приближается к неизбежным потрясениям, что там назревает новая жизнь, что там вздымаются новые интересы, что там нам еще предстоит одержать новые победы во имя цивилизации, что в цивилизованном мире образуется новый центр действия, который будет влиять на него и, в первую очередь, на нашу Россию, помешенную в передние ряды, где она будет очевидицей этой новой истории и откуда она призвана первой спуститься в арену. 

Некая притягательная сила влечет Россию к Европе. Ее юная и все еще недостаточная цивилизация двигает ее к центру европейской цивилизации, к которой она принадлежит и к которой она тяготеет, как планета к солнцу. Но в то же время другая сила, которую можно назвать силою расширительной, толкает ее к Азии. Возможно, что приграничные страны Юга и Востока, которые не в состоянии противопоставить ей цивилизацию более компактную, более энергическую, более сильную, чем се собственная, имеют тенденцию быть ею поглощаемыми, ибо нельзя отрицать, что Россия в Азии — это апостол европейской цивилизации.  

В «Философская смесь» Жуффруа много прекрасных страниц, посвященных цивилизации или, скорее, разного рода цивилизациям, которые {охватили} разделили между собой мир. Он различает между ними четыре класса: цивилизацию христианскую, мусульманскую, буддистскую или индокитайскую, и языческую. Он прекрасно демонстрирует их разнообразные связи, будущее, которое принадлежит единственно христианской цивилизации, и прогресс, который она должна будет проделать до тех пор, пока не покорит все остальные. Близится минута, когда европейская цивилизация должна будет вновь {встретиться} сразиться с мохамеданством по всем точкам его господства и во всех его аспектах. Европейские нравы проникают во все края и ведут жестокую войну против исламизма во всех его формах в Алжире, Греции, Константинополе, Египте. Они просачиваются туда все еще с трудом; но исламизм — это шатающаяся преграда, которая вскоре рассыплется в прах, и посему в момент столкновения всех интересов важно уметь выбрать правильную линию поведения. 

18 августа 

Люди и предметы, которые я имел случай здесь увидеть, и несколько содержательных бесед обратили мои мысли к семейству изгнанников, живущему в Праге, и в какой-то степени определили мои идеи. — Все что я увидел и услышал стало для меня доказательством того, что старый двор, не удовлетворенный тем, что он оттолкнул от себя мнение всей Франции, теперь делает все необходимое для того, чтобы заставить партию, оставшуюся ему преданной, потерять к нему привязанность и уважение. Слабые до слабоумия, ничтожные во всех отношениях, эти старики все еще {ощущают} воображают, что обладают волей! Они страшатся всех тех в рядах своих сторонников, кто мог бы подняться над их ничтожностью, ибо некий тайный инстинкт им говорит, что они были бы ими покорены и управляемы. 

Таким образом, каждый человек, мыслящий или действующий в интересах их дела, становится им ненавистен, едва они замечают, что он мыслит и действует. «Провидение нас удалило, Провидение же вернет нас обратно», — заявили они в Рамбуйе, когда стояли во главе тогда еще внушительной партии, и это изречение продолжает оставаться их девизом. Фаталисты факта, они уповают на чудо, но упование это есть следствие их полной ничтожности и отсутствия у них энергии. Неудивительно, что, вынужденные позволить управлять собой, они предпочитают тех, кто, оставляя им видимость воли, льстит их любви к спокойствию и бездействию. 

Воспитание герцога Бордоского есть одно из самых досадных следствий печального окружения Градчанского двора и политики, им преследуемой. Юный принц — этот молодой человек, подающий, судя по всему, самые большие надежды, чье открытое лицо свидетельствует об его уме, — находится в руках толпы иезуитов в сюртуках, которые, преклоняясь пред сим потомком Св. Людовика и Людовика XIV (Людовик IX (Св. Людовик) (1214-1270) — король Франции с 1226 г.; Людовик XIV Великий (1638-1715) — король Франции с 1643 г.), направляют все усилия к тому, чтобы отдалить его от матери и изолировать его. Герцогиня Беррийская, которая могла бы продолжить образование своего сына в направлении более способном формировать его как личность и как государя, уже навлекла на себя неприязнь остальных членов семьи из-за смелых попыток посадить своего сына на трон Франции. Катастрофа в Блайс (15 ноября 1832 г. герцогиня Берринекая была помещена французскими властями в крепость Блай, где 10 мая следующего года родила дочь от своего брака с ф. Лучези)и ее выход замуж за г-на де Лучези еще более отвратили от нее умы и сердца старого двора. Она потеряла все остатки того влияния, которое ей когда-то принадлежало. 

Абсолютное бездействие градчанского двора, парализированная энергия герцогини Беррийской, отсутствие единства и согласия между ними сторицею отразились на партии, которую во Франции обозначают именем легитимистов, карлистов, генрикинквистов (Карлисты — сторонники Карла X; генрикинквисты — сторонники Генриха V (графа Шамбора)).Ни делам, ни умам не дано никакого общего направления, и каждый действует сам по себе. В Градчанском дворце ненавидят «Gazette de France», которая полностью независима, и, хотя в Брандейском замке ее защищают, она не является вполне выразительницею его мнений и не действует согласно его указаниям. Партия энергии и действия, которая окружает герцогиню Беррийскую и которая, похоже, вполне чужда идеям абсолютизма и права помазанника Божия, хотела бы в первую очередь придать воспитанию Генриха V направление, более соответствующее потребностям эпохи и их делу и в то же время более соответствующее положительным и непосредственным интересам юного короля (Приверженность графа Шамбора принципу права помазанника Божьего и влияние на него представителей клерикальной реакции во многом были причиной тому, что предпринятые им впоследствии попытки восстановить Бурбонскую династию во Франции потерпели неудачу).Эта партия, которая искренне предана принципу легитимизма, отвергает дух и действия старого двора в Градчанах; ее король — Генрих V, ее клич — «Все для Франции — силами Франции!» Она одна имеет будущее и шансы на успех. Компрометированная и достойная презрения в глазах старого двора, который, встав во главе всей легитимистской партии, должен был дать сей последней направление, она видит, что ее собственные действия и энергия полностью парализиронаны, потому что у нее нет иного вождя, кроме герцогини Беррийской, которая не имеет никакого влияния в Градчанах.