19 января
«Письма о народном образовании в России, адресованные графом Жозеффом де Местром графу Николаю А. Толстому в июле 1810 года.». В сем замечательном сочинении, которое никогда не было напечатано, граф де Местр во-первых говорит, что доказательств того, что русские обладали бы способностями к наукам, не существует, но что это — отнюдь не недостаток: вспомним римлян. Нужны лишь люди достойные и мужественные. Ничего нельзя достичь идя против духа времени или действуя невзирая на него; если русским суждено блистать в области наук, пламень возгорится сам собою. Государство обязано давать возможность заниматься наукой лишь тем, кто требует этого, но оно не обязано и не может давать се тем, кто этого не требует. — Наука не является необходимостью; не следует смешивать обучение с образованием. Он превозносит старую систему образования, когда-то существовавшую во Франции, при которой учились лишь правильно говорить, правильно писать, и правильно думать; он насмехается над программой обучения в России, согласно которой молодые люди должны изучать все; его критика справедлива и разительна; однако мне кажется, что он ошибается, желая исключить греческий язык; он лает этому лишь одну причину — трудность, которую представляет полное им овладение, но сей довод кажется мне неосновательным, да и в самих его письмах можно найти отличные аргументы в пользу изучения этого предмета. Он прекрасно рассуждает о нравственной стороне образования и настаивает на безбрачии для сословия преподавателей. Наконец, он говорит об иезуитах и долго распространяется о достоинствах их ордена; он делает о них следующее замечание, которое по сути дела является лучшим, которое только можно сделать, чтобы судить о них: «Посмотрите на тех, кто на них нападает, и на тех, кто их защищает, и тогда решайте сами». Первое и второе письмо посвящены научной и энциклопедической мании; третье посвящено нравственности и необходимости безбрачия для сословия преподавателей; четвертое и пятое посвящены иезуитам.
Париж. 5 января 1842 г.
Сегодня обедал в Английском кафе с Бульвером («Английское кафе» находилось на бульваре Итальянцев. Вильям Генри Литтон Эрл Бульвер (1801-1872) — английский писатель и дипломат. С июня 1839 г. — секретарь британского посольства в Париже, в 1839-1840 гг. поверенный в делах; впоследствии посол в Мадриде, Вашингтоне и Константинополе. В 1835-1837 и 1868-1871 гг. член парламента. В 1871 г. получил титул барона Даплинга и Бульвера). Болтали про все на свете; он мне сказал, что все известия, которые он узнавал, все доходили до него чрез посредство княгини Л[ивен] и что они всегда оказывались справедливыми. Он ее хвалит; ее ум недовольно обширен, чтобы обнять что-нибудь в общем взгляде, но на ежедневный расход она имеет много ума и много ресурсов в уме; она, по его словам, образовалась перепискою; она жила для того, что[бы] набирать известий и мыслей, которыми она могла бы бегло наполнить письмо (это — ум журналиста). Гизо он чрезвычайно хвалит, говорит об нем совсем иначе, нежели несколько месяцев за сим, и признает в нем удивительные способности. Я с ним не согласен и думаю, как я ему сказал, что он самый лучший французский министр для Англии, но что в этом профессоре гораздо более теорий и отвлеченностей, нежели живого смысла дел (Самый лучший министр для Англии…— в 1840 г. Ф. Гизо в течение нескольких месяцев был послом Франции в Лондоне.Об этом профессоре гораздо более теорий и отвлеченностей... — намек на профессорство Гизо в Сорбонне в 1812-1830 гг.). С Тьером он не кланяется, Тьер перестал первый узнавать его. Б. сказывал мне, что он купил секрет, в ту пору, об островах Балеарских, он написан в его депешах, и Тьер впоследствии подтвердил истину его показания. О намереваемом пожаре английского флота французским правительством ему сказала вся в слезах одна женщина; он в то г же вечер сказал о том Гренвилю, и написали они в Лондон; через несколько времени распустилось известие, что была попытка сжечь английский флот в Лондоне (Этот эпизод относится к 1840 г., когда Англия и Франция оказались на грани войны из-за поддержки, оказанной последней паше Мехмету-Али). Дела Туниса его беспокоят; он думает, что с Америкой войны не будет; дело о right of search не может быть окончательно решено ни миром, ни войною; однако, по его словам, я все верю, что трудно будет обойтись без войны, даже думаю, что англичане желают ее, хотя министерство тори боится, чтобы ему не приписали этой войны. По его примечанию, можно сжечь французский флот и уничтожить его, американского флота почти нет, а духа предприимчивого этих мореходцев уничтожить невозможно. Об испанских делах говорит он очень хладнокровно, что французы, избравши одну партию, им ничего не оставалось другого делать, как взять другую; это было не по выбору, а по необходимости. Словом, я остаюсь при своем мнении: англичане хотят управиться с американцами; может, после того не откажутся от удовольствия сжечь французский флот, но между тем чрезвычайно боятся, чтобы что-нибудь не случилось в Средиземном море, особенно около Туниса. О Пальмерстоне говорил, что он имеет многие качества государственного человека, особенно силу воли, но, к несчастию, одностороннюю. В июльском трактате он успел один против всех прочих министров, но скорее ошибками французов (Речь идет о Лондонском договоре 15 июля 1840 года или о соглашении, подписанном Англией, Австрией, Пруссией и Россией 13 июля 1841 г., по которому Мехмет-Али признавался наследственным пашой Египта под верховной властью турецкого султана. Проливы объявлялись закрытыми военным судам всех государств, и Турциигарантировалась протекция четырех великих держав). Большая опасность грозит Англии. Она может ее отвратить единственно колоссальною системою колоний; рассаживать по земному шару людей, которые бы имели привычки английские, покупали английские товары и добывали себе деньги обрабатыванием земли.
15 января
Встреча с Монталамбером (Шарль-Форб, граф де Монталамбер (1810-1870) — французский католический публицист и политический деятель. В молодости был последователем Ламенне, но порвал с ним после того, как доктрины последнего были осуждены папой. Выступления Монгаламбера в Палате пэров завоевали ему репутацию одного из лучших ораторов Франции); ум сочувственный, художественный, честный, страстный, пристрастный, но не могу признать обширным. Он уже не может быть новым, в нем что-то обветшалое, запоздалое; одно может его поддержать в политическом смысле — его твердое верование. Длинный разговор с Беррье, он кинулся ко мне с радостию; его южное воображение любит воссоздавать фантастические, огромные, превосходные планы; но на чем они основаны: он все кое-что ожидает от мелких споров и прений палат, от притязаний Дюфора (Жюль-Арман-Станнслас Дюфор (1798—1881) — французский политический деятель, в 1839-1840 гг. министр общественных работ в кабинете Сульта. В 1842 г. оппозиция выставила Дюфора кандидатом в председатели Палаты депутатов, но безуспешно, и он должен был довольствоваться постом заместителя председателя, на который был переизбран в 1845 г.), от неудовольствия левой стороны, от полицейских мер против революции, Гизо. Но между тем он признается, что он ожидал, что приговор Дюпота [?] возбудит более боязни, нежели негодования. Он горько говорит о[б] участи Франции в нынешних обстоятельствах, при нынешнем государстве. «Смотрите, — вскричал он, — на Среднюю Азию: вот что вскоре Англия будет делать с Западной Европой; правительства, которые не будут покоряться ее воле, она будет низвергать мановением руки; все войска западного материка Европы будут служить ей сипаями (Сипаи — название туземных солдат в Индийской армии Британской империи). Смотрите, что происходит в Испании, с Испании она начинает, доберется и до нас, а при Орлеанской ветви нельзя никак Франции освободиться от ее когтей. Я говорил намедни Тьеру: „Вы сделали две огромные ошибки: когда мы Вас сделали Царем (Речь идет о назначении А. Тьера министром-президентом и министром иностранных дел в мае 1840 г.), отдали всю власть в руки, надо бы было перерезать все нити, коими [Луи-] Филипп держит правление в своих руках, в двух первых сутках и, когда представились эти два огромные вопросы — испанский и средиземный, надобно было действовать независимо от него. Что за жалкий человек Ла Редорт; где был бы Еспартер, если бы Ла Редорт захватил королеву Христину с дочерьми и отвез бы при прикрытии французских кораблей в Магон [?]; а на Востоке что бы было, если бы Лаканд [?] получил от Тьера приказание привести хоть один английский корабль пленным в Тулонскую гавань? если бы французский флот выстроился перед Александриею или перед Акрою'? — Но нет, Франция с каждым днем более и более унижается, участь ее решена, но позднее Европа будет жалеть о[б] унижении Франции». Я. — Оно так, но не думаете ли вы, что Франция сама в том виновата, что надежды в будущем мало, что страх и уныние объяли всех врагов правительства и что они останавливаются в каком-то недоумении? Б. — Конечно, но это перед неизвестностью; покажите им будущее, какое возможно. Я, — А около вас самих не много ли шатких верований и совестей, и сколько из ваших друзей не готовы отказаться от партий, если им обещают наследственную Палату Перов (По закону от декабря 1831 года Палата пэров состояла из членов, получавших пожизненное назначение от короля)? Б. — Боюсь, что много найдется.
10 февраля
Господь сподобил меня сегодня причаститься Св[ятых] Тайн. Молюсь и надеюсь, что они мне помогут вести жизнь христианскую. Я огорчался, что, имея веру умственную, я не чувствовал веры пламенной, истинного сокрушения сердца и сил раскаяния. И есть чем огорчаться, но не должно унывать. Сердце сокрушенное и алчущее истины есть уже плод благодати. Я должен просить их молитвою, но не могу унывать, если они мне не даются с первой минуты. Слишком сладостно было бы исполнение заповедей Божьих, если бы сердце чувствовало отвращение от мира и истинную любовь Бога. Надобно исполнять закон и без душевного влияния и надеяться, что исполнением закона, молитвою и общением таинств я соделаюсь достойным ощущать ту радость душевную, которой отсутствие есть наказание грешной моей жизни. Благодарю Бога, что даровал мне спокойствие душевное и показал мне способ лечения в исполнении заповедей Его, в чтении Слова Его и в крепкой привязанности к правилу. Сильно страдавшим сердцем Господь ниспосылает и сильные и глубокие утешения; мне же, ведшему жизнь холодную и бесполезную, посылает Он спокойствие духа. Благодарю Его и покоряюсь Святой Его воле.
11 февраля
О слабость человеческая! куда девалось мое спокойствие и тишина душевная! Все дурные мысли, все грешные желания, как буря восстали в моей душе. Я опять стою немощен и обуреваем всеми страстями. Крепче, чем когда-либо, должен держаться правила и прибегать к молитве. День начался ясно и спокойно. Пришел греческий учитель, я читал Платона, и слова его текли предо мною яснее, нежели когда-нибудь; потом занимался химией и разными делами с тем же спокойствием и с тою же мирною тишиною. Слушал проповедь Аб[бата] Ботеня о чудесном обращении молодого жида, брата Аб[бата] Ратизбона (Луи-Эжен-Мари Ботень (1796—1867) — французский аббат и духовный писатель. Мари-Жозеф-Луи-Теодор Ратисбонн (Ратизбон) (1802 пиосле 1870) — французский проповедник и духовный писатель, по происхождению еврей. 14-26 феврали 1842 г. А. И. Тургенев писал из Парижа К. С. Сербиновичу: «Читали ли вы в католических журналах повесть о чудесном обращении в Риме, молитвою и тот же день умершего Лафероне, одного богатого и молодого еврея Ратисбона [ так! ] , коего брат, обращенный Ботенем за 12 лет пред сим, здесь аббатом, и проповедует, и написас историю Св. Бернарда? Здесь только об этом чуде и речи в Сен-Жерменских салонах, а Ботень и в церкви проповедовал о сем, и сообщил нам подробные известия о чуде» (Русская Старина 1882 N5 4, С. 190; далеесокращенно: РС)).Потом ходил долго под аркадами в разговоре с Д. Пришел домой к 6 часам. Тут вдруг как буря сделалась во мне, без причины. Я унижен победою, столь легкою победою мира надо мной, я побежден без борьбы. Только оставил уединение мое, т сделался игралищем мятежных желаний и мыслей. Как же стану я бороться? что человеку невозможно, возможно Богу, Ему должен молиться, Его должно просить о помощи.
11 апреля
Готовил письма для курьера, который отправляется завтра. Занимаюсь переводом четвертой книги Геродота; нахожу чрезвычайную трудность выражать мысль на русском языке. Помышляю о путешествии по Сибири до Камчатки и до Ситки, с возвращением через Америку. Важность сибиряков как народа в будущем: они единственные европейцы, совершенно переселившиеся в Азию, и должны в ней играть важную роль. Странные соображения; в Сибири нет или почти нет поместного дворянства, нет и крепостных крестьян; большая часть сибиряков происходит от ссылочных; свободное их развитие на просторе, образованность духовная легко может существовать в холодном климате от самого холода и от продолжительной зимы — пример Исландии; большая часть сибиряков — раскольники; странное сходство между Сибирью и Соединенными Штатами; в сибиряке начинают уже просыпаться чувства истинного янки ; отсутствие иностранного влияния, столь сильное в европейской России. Любопытные известия Руссегера о Норвегии и Гаммерсфорсте (Иосиф фон Руссегер (1802—1863) — австрийский путешественник и натуралист. Гаммерсфест (Гаммерсфорст) — приморский город в Норвегии, на о. Хвалой, бывший в то время самым северным городом в мире); умеренность климата, сравнение с Камчаткой; возвышение материка.
13 апреля
Вчера пустое и утомительное утро; отправляли в Петербург курьером Гурьева (Видимо, тот же дипломатический курьер Гурьев, о котором идет речь в письме А. И. Тургенева А. Я. Булгакову от 31 марта-12 апреля 1841 г. (Письма Тургенева к Булгаковым. С. 243) и в письме Гагарина Тургеневу от июля 1841 г. (Неизданные письма Гагарина Тургеневу // Символ. 1989. № 22. С. 222). Не следует путать этого Гурьева с гр. Н. Д. Гурьевым, о котором идет речь ниже)(горного корпуса)); вечером у С. П. С(вечиной). Сегодня писал батюшке (Отец Гагарина — князь Сергей Иванович Гагарин (1777-1862), кавалер орденов Св. Александра Невского и Св. Владимира I степени), который у меня требовал совета насчет продажи московского дома. Писал ему, что, по-моему, лучше дом совсем продать, нежели в наем отдавать, а что, впрочем, не понимаю, как он обойдется без дома в Москве. Вчера приехали сюда Гурьевы (Н. Д. с женою) (Граф Николай Дмитриевич Гурьев (1792-1849) — русский посланник в Неаполе в 1837-1841 гг.). Он сегодня обедал у посла. Вечером был у Б. М. (Б. М. — возможно, баронесса Е. В. Мейендорф). Она больна; у нее застал Г. К. (V. д. С.); сидели долго втроем; говорили о магнетизме, о смерти прекрасной милой и молодой дюшессы Валломброза, которая умерла вчера в ночь, от последствий родов, от болезни, называемой родильной гарячкой. В Париже ходят большие толки о молодой граф. Поццо (Графиня Поццо ди Борго — дочь герцога Крильонского, вышедшая замуж за племянника и приемного сына гр. К.-А. Поциоди Борго, русского посланника в Париже и Лондоне). Говорят, что она была насилована одним лакеем-италиянцем; рассказывают розно; кажется, что его согнали за сущую безделицу: он ее дотронулся нечайно; она перепугалась, раскричалась, и вышла история. Теперь, чтобы отмстить ей, этот человек спрятался в соседнюю комнату; ночью вошел к ней, она долго ему противилась; наконец услышали, прибежали, нашли ее почти без чувств, в изодранной рубашке; кончится тем, что все подробности узнаются и будут напечатаны в «Гепах» или в «Последние новости»)
14 апреля
Был утром у П. А. Муханова (Павел Александрович Муханов (1798-1871) — историк и археограф, полковник в отставке; брат декабриста П. А. Муханова. 5—17 февраля А. И. Тургенев писал К. С. Сербиновичу из Парижа: «Муханов (Павел) по моим следам доискивается здесь и находит многое, уже прежде мною найденное, но чего и списать не успел» (РС 1882. № 4. С. 179)), разговаривал с ним о его превосходных созданиях и о трудах по части русской истории. Несправедливые притязания поляков на так называемый Забрежный [?] край; ссылка на самого Лелевеля (Иоахим Лелевель (1786-1861) — польский историк); важность польских актов и даже польских книг для изучения русской истории. Необходимость знать польский язык; я уже давно намереваюсь ему выучиться. Вечером у гр[афини] Аппони, у д[юшессы] Розан, у д[юшессы] Альбюфира (Антуана, герцогиня Альбюфирская, рожд. де Сен-Жозеф — вдова маршала Луи-Габриеля Суше, герцога Альбюфирского (1772—1826)) и кончил клубом; веселый и остроумный разговор лорда Ярмута (В петербургском письме П. А. Вяземского А. И. Тургеневу от января—февраля 1836 г. упоминается «молодой Ярмут» (ОА Т. 3. С. 287). Возможно, что здесь идет речь о том же лице).
15 апреля
Обедал у графини Луизы Матьё де ла Редорт (Графиня Луиза Матьё де ла Редорт — дочь герцога Альбюфирского, жена гр. Ж. Матьё де ла Редорт); обед превкусный, прекрасно набранные гости, большею частию легитимисты; довольно скучно, хотя было очень много умных людей. Потом с С. П. С[вечиной] и у гр[афини] Кастеллан; разговор с Моле о последних стычках Тьера и Гизо в Камере. Тьер очень умен, очень ловок в своих нападениях, но не знает Европы, и всякий раз, как он говорит, всякий раз прибавляет к затруднениям, которые не позволяют ему быть Министром иностранных д[ел]. Третьего дня он совершенно промахнулся насчет Пруссии и Австрии.
16 апреля
Был в Французском театре; Рашель превосходно сказала сцену проклятий в «Горациях» (Французский театр — официальное название старейшего из государственных театров Франции. Элиза Рашель (настоящее имя Элизабет Феликс) (1820—1858) — знаменитая трагическая актриса, выступавшая во Французском театре. Родилась в Швейцарии в еврейской семье. Гагарин видел ее в роли Камиллы в трагедии Корнеля «Горации»; именно благодаря исполнению в 1838 г. этой роли Рашель завоевала первую славу. А. И.Тургенев назвал Рашель «Жанной д'Арк классической трагедии» (Письма Тургенева к Булгаковым. С. 221)). В клубе много толкуют о странном пари, выигранном вчерашнего числа в Жокей-клубе некоторым Сейдвицом, молодым саксонцем, бывшим некогда в австрийской службе и принявшим участие в поймании знаменитого венгерского разбойника Шубри: он держал пари, что он в продолжении трех часов сделает три прогулки верьхом, каждую в два лиё, выпьет три бутылки вина и у... трех женщин. Что и исполнил к великой своей славе в Жокей-клубе. Разумеется само собой, что он здоровый дурак!
18 апреля
После обеда читал редкую и любопытную книгу «О русской религии», которую мне дал читать П. А. Муханов. Чрезвычайно любопытный спор Ивана Васильевича Грозного с поляком-лютеранином о вере. Потом был на бале у Торпа. Мадам де Контадес рассказывала мне страшное приключение, случившееся с ней при первой ее беременности: она в продолжении четырех месяцев видела два глаза, которые на нее беспрестанно смотрели; ночи были страшными; как ей кровь пустили, она стала их видеть, как в тумане, а вскоре они совершенно исчезли.
21 апреля
(3а два дня до этой записи. 19 апреля 1842 г., Гагарин перешел в католичество). Третьего дня обедал у к[нязя] М.А.Голицына, с несколькими русскими дамами: М. Я. Нарышкиной, гр. Киселевой, гр. Разумовской. Вечером был дома, был у меня Стакельберг, который на другой день ехал в Англию, а оттуда в Бразилию. Вчера гулял с Соллогубом по старому Парижу и вечером любовался превосходной игрой Рашели в. Сегодня был у С. П. С[вечиной], у Альбюферы [так!] и в клубе. Больше всего меня занимает книга «О русской религии».
26 апреля
Получил через Roy письмо от Самарина, очень обстоятельное, об его тезе. Обедал вчера у И. В. Муханова с П. А. [Мухановым] и с Тетаих-Сотрапз; длинные разговоры о редких книгах, относящихся до русской истории. Я имею намерение сделать им каталог. Теплякову делали третьего дня операцию от геморроидов; он чрезвычайно страдает; Тургенев за ним ухаживает и очень добр показывается в сем случае. Сегодня я слышал, я думаю, двух первых талантов в Париже: Рахель в роле Роксаны и Шопен на клавикордах. Я намедни слышал Листа, следовательно мог сравнивать их. Лист превосходен, но он скорее удивляет и действует на воображение; Шопен употребляет самые простые средства, но игра его полна мечтательности, поэзии, чувства: она трогает сердце. Близко от меня сидела Жорж Санд; женщина лет сорока, с прекрасными черными глазами, цвет лица темный, кожа показалась мне толстая, выражение лица довольно обыкновенное; на нее очень смотрели, что ей не нравилось; дочь герцога Бролие. Мадам Гопонвиль подошла на три шага от нее и навела иа нее лорнет; Жорж Санд преспокойно взяла свой очень великий лорнет и стала смотреть на Мадам Гопонвиль, пока та не перестала. Прекрасный вечер; сидел за полночь на дворе, во фраке, против Кафе «Париж»
27 апреля
Прекрасный летний день. Провел часть утра у Терно (парижский ресторан). От жары не обедал. Вечером у леди Н. Р.
20 мая
Начинаю вставать ранее, в 8 часов; и сейчас как окатился холодной водой; принимаюсь читать Фихте, пока не придет греческий учитель, с которым теперь читаю Эсхила. Занимался в канцелярии; долго у меня сидел Тургенев; потом пошел ходить. Запишу здесь острое слово Монтрона (Казимир, граф де Монтрон (1768—1843) — французский дипломатический агент, бывший одним из самых приближенных Талейрану лиц. Монтрон выразил свое отношение к этому блестящему и продажному вельможе фразой, которую часто повторял: «Как можно не любить его — он ведь так порочен!»): княгиня Ливен, которая теперь занимает в «Сен-Флорентин» (название парижской резиденции Талейрана)те самые комнаты, где жил князь Талейран, рассказывала, что дюшесса Талейран (прежняя Д. Дино) (Доротея де Талейран, герцогиня Дино (1792—1862) — супруга племянника Талейрана, жившая вместе с князем Беневентским и, как предполагали современники, бывшая его любовницей)не могла решиться к ней приехать, по причине горестных воспоминаний, которые эти комнаты в ней возбуждают. Монтрон очень хладнокровно сказал: «Только истинное страдание имеет предел». Тот же Монтрон, узнавши о свадьбе Демидова с дочерью бывшего короля Вестфальского, сказал: «Наверное, это ужасно, когда приходится е... уважительно».
| |
