Символ
10/1983
МАТЕРИАЛЫ
О
ДУЭЛИ
И
СМЕРТИ
А.
С.
ПУШКИНА
В
АРХИВЕ
И.
С.
ГАГАРИНА
На
протяжении почти полутора веков биография Пушкина привлекает
постоянное внимание исследователей и читателей. Особый
интерес вызывает история дуэли и смерти поэта. Уже очень
давно историки русской литературы стремятся воссоздать
полную и достоверную картину последних дней Пушкина, сложную
совокупность обстоятельств, приведших к роковой дуэли. Но и
до сих пор история дуэли и смерти Пушкина все еще остается
не до конца проясненной. П. Е. Щеголев, посвятивший изучению
этого вопроса несколько десятилетий и написавший широко
известную монографию "Дуэль и смерть Пушкина"', отмечал
трудности, которые встают перед исследователем, изучающим
последний период жизни Пушкина: "Количественно литература о
дуэли и смерти поэта весьма велика, но качественное ее
значение прямо ничтожно. Кажется, ни об одном периоде жизни
поэта нет такого количества рассказов, воспоминаний
современников, писем, но материалов характера
документального в этом обилии крайне мало..." (П. Е.
Щеголев. Дуэль и смерть Пушкина. Изд. 3. М.-Л., Госиздат,
1928). П. Е. Щеголев считал, что основной задачей является
"...нахождение документов, непосредственно относящихся к
истории дуэли и смерти, и свидетельств, исходящих от
участников событий".
Работы
П. Е. Щеголева, а также других исследователей (Б. В.
Казанского, А. С. Полякова, М. А. Цявловского, Б. Л.
Модзалевского, Э. Герштейн, Н. Я. Эйдельмана и др.) ввели в
научный оборот множество новых материалов. Были выявлены и
опубликованы источники первостепенного значения, восходившие
к Пушкину и его семье, Жуковскому, А. И. Тургеневу, Дантесу,
Геккерну, Николаю I, Бенкендорфу, дипломатам, которые
находились в Петербурге в 1337 г., и др. Начиная с П. Е.
Щеголева, почти все исследователи указывали на большое
значение источников, находящихся вне России (семейные архивы
Дантеса и Геккерна, дипломатические архивы многих стран
Западной Европы, личные фонды и отдельные документы русских
деятелей XIX в., оказавшиеся за рубежом)
(Пушкин.
Итоги и проблемы изучения. Коллективная монография под ред.
Б. П. Городецкого, Н. В.Измайлова, Б. С. Мейлаха. М.-Л.,
1966, стр. 617).
Одним
из таких еще мало использованных до последнего времени
источников является архив И. С. Гагарина, хранящийся в
Славянской библиотеке в Париже (С архивом И. С. Гагарина в
конце 1920-х - начале 1930-х гг. знакомился Я. Полонский. Он
опубликовал письмо Ж. Дантеса-Геккерна И. С. Гагарину от 17
сентября 1847 г. ("Временник Общества друзей русской книги".
Т. III. Париж, 1932, стр. 154-156). См. также Л. Гроссман.
Документы о Геккернах. В кн.: Пушкин. Временник Пушкинской
комиссии. Т. 2. М-Л., 1936, стр. 356-358. В 1930-х гг.
Славянская библиотека по просьбе В. Д. Бонч-Бруевича
отправила в Государственный литературный музей в Москве
фотокопии некоторых материалов из архива И. С. Гагарина.
(Ныне эти фотокопии хранятся в ЦГАЛИ.) Часть из них была
использована М. Яшиным в статье "К портрету духовного лица"
("Нева", 1966, № 3, стр. 186-187). См. также Н. Я.
Эйдельман. Герцен против самодержавия. Секретная
политическая история России ХVIII-Х
IХ
веков и вольная печать. М., 1973, стр. 301,
308).
И.
С. Гагарин был человек необыкновенной судьбы. Выходец из
родовитой дворянской семьи, он начал свою деятельность на
дипломатическом поприще. В 1831-1832 гг. Гагарин служил в
Московском архиве Министерства иностранных дел, а затем, в
1833-1835 гг., в русской миссии в Мюнхене. Там он
познакомился с Ф. И. Тютчевым. В 1835 г. Гагарина переводят
в Петербург, где он проводит три года. В 1838-1842 гг.
Гагарин служит в русских миссиях в Париже и Вене. В 1842 г.
он выходит в отставку. В том же году Гагарин переходит в
католичество, а затем вступает в Орден Иисуса
(иезуитов).
Несмотря
на то, что большую часть своей жизни И. С. Гагарин провел во
Франции, его имя тесно связано с историей русской культуры.
Он поддерживал дружеские связи с П. Я. Чаадаевым, Ф. И.
Тютчевым, Ю. Ф. Самариным, был знаком с М. Ю. Лермонтовым,
А. И. и Н. И. Тургеневыми, А. И. Герценом и многими другими
русскими писателями.
В
1835-1837 тт. Гагарин неоднократно встречался с Пушкиным и
поддерживал с ним знакомство. В марте 1836 г. Гагарин писал
Ф. И. Тютчеву: "Теперь, находясь в Петербурге, я тоже почти
постоянно вижусь с тем, что можно назвать литературным
миром: с Вяземским, Жуковским, Пушкиным...". Через П. В.
Вяземского Гагарин передал Пушкину несколько стихотворений
Тютчева, привезенных им из Мюнхена. В июне 1836 г. Гагарин
писал Тютчеву: "Вчера я видел Пушкина - он читал Ваши
стихотворения и отзывается о них с большою похвалою". В этом
же году стихотворения Ф. И. Тютчева были опубликованы в
журнале Пушкина "Современник". В октябре 1836 г. Гагарин по
просьбе П. Я. Чаадаева передал Пушкину экземпляр журнала
"Телескоп" (1836, № 15), в котором было напечатано
"Философическое письмо".
В
последние месяцы жизни Пушкина Гагарин почти ежедневно видел
Пушкина и Дантеса в светских салонах Петербурга, встречался
с ними на приемах и балах во дворце (в январе 1836 г.
Гагарин был "пожалован в звание камер-юнкера"). Таким
образом, Гагарин стал одним из свидетелей событий, связанных
с дуэлью и смертью поэта. Как известно, 4 ноября 1836 г.
Пушкин и несколько его друзей и знакомых получили анонимные
письма одинакового содержания на французском языке -
"диплом" об избрании Пушкина историографом "ордена
рогоносцев". Пушкин считал, что автором пасквиля был
голландский посланник в Петербурге барон Геккерн. 21 ноября
1836 г. в известном письме к Бенкендорфу он, в частности,
писал: "Утром 4 ноября я получил три экземпляра анонимного
письма, оскорбительного для моей чести и чести моей жены. По
виду бумаги, по слогу письма, по тому, как оно было
составлено, я с первой же минуты понял, что оно исходит от
иностранца, от человека высшего общества, от дипломата. Я
занялся розысками... Я убедился, что анонимное письмо
исходило от г-на Геккерна, о чем считаю своим долгом довести
до сведения правительства и общества" (А. С. Пушкин. Полное
собрание сочинений в 10 томах. Т. X. М., 1966, стр.
879-880).
Сразу
же после смерти Пушкина в Петербурге начали распространяться
различные слухи о причастности тех или иных лиц к анонимному
пасквилю, сыгравшему роковую роль в судьбе поэта.
Современники Пушкина заподозрили в составлении и рассылке
"диплома" трех молодых аристократов – князя И. С. Гагарина,
князя П. В. Долгорукова и графа С. С. Уварова. Эти слухи и
предположения, зафиксированные в дневниках и письмах
современников Пушкина, впервые были собраны в труде П. Е.
Щеголева. Но все они не имели под собой никакой
документальной базы.
Вопрос
об авторе анонимного пасквиля не решен до сих пор, хотя
исследованию этой проблемы было посвящено большое число
работ, причем в некоторых из них использовались методы
криминалистики (анализ почерка "диплома"). В 1927 г., в
результате длительных разысканий, П. Е. Щеголев пришел к
выводу, что автором пасквиля был князь П. В. Долгоруков.
Этот вывод был подтвержден экспертизой почерка.
Доказательств участия Гагарина обнаружено не было (П. Е.
Щеголев также отметил "психологическую трудность"
приписывания пасквиля И. С. Гагарину (см. П. Е. Щеголев.
Указ. соч., стр. 484). Об этом же еще в 1886 г. писал Н. С.
Лесков в статье "Иезуит Гагарин в деле Пушкина"
("Исторический вестник", 1886, т. XXV, кн. 8, стр.
269-273)). С тех пор в пушкиноведении автором пасквиля
считался П. В. Долгоруков. В 1963-1966 гг. М. Яшин снова
поднял вопрос об участии Гагарина в составлении "диплома".
Статьи М. Яшина вызвали многочисленные возражения
пушкинистов (См. А. С. Бутурлин. Имел ли Гагарин отношение к
пасквилю на А. С. Пушкина? - "Известия Академии наук СССР.
Серия литературы и языка", т. XXVIII, 1969. вып. 3; Я. Л.
Левкович. Новые материалы для биографии Пушкина,
опубликованные в 1963-1966 гг. В кн.: Пушкин. Исследования и
материалы. Т. V. Л.. 1967, стр. 376-379; Я. Л. Левкович. Две
работы о дуэли Пушкина. - "Русская литература", 1970, № 2 и
др). Наконец, в 1976 г. были опубликованы результаты
исследования анонимных писем, проведенного в Киевском
научно-исследовательском институте судебных экспертиз.
Эксперты пришли к выводу, что тексты "дипломов"
"...выполнены не П. В. Долгоруковым и не И. С. Гагариным, а
иным лицом" (С. А. Ципенюк. Исследование анонимных писем,
связанных с дуэлью А. С. Пушкина. В кн.: Криминалистика и
судебная экспертиза. Вып. 12. Киев, 1976, стр. 88. См. также
А. Козлов, Ю. Феофанов. Истина без прикрас. - "Известия",
1975, 28 августа, № 201).
Публикуемые
ниже материалы из архива И. С. Гагарина связаны с его
протестом по поводу выдвинутых против него
обвинений.
В
1863 г. в Петербурге вышла в свет небольшая книжка А. Н.
Аммосова "Последние дни жизни и кончина А. С, Пушкина" (А.
Н. Аммосов. Последние дни жизни и кончина А. С. Пушкина. Со
слов бывшего его лицейского товарища и секунданта К. К.
Данзаса СПб., 1863), в которой подробно говорилось обо всех
обстоятельствах, приведших к дуэли, в частности и об
"анонимных записках на французском языке... содержания
дерзкого, неблагопристойного". Как известно, вплоть до 1847
г. в русской печати о дуэли Пушкина вообще не упоминалось, а
затем сообщались лишь самые общие сведения (Б. Казанский.
Гибель Пушкина. Обзор литературы за 1837-1937 гг. В кн.:
Пушкин. Временник Пушкинской комиссии. Т. 3. М.-Л 1937 стр.
445-451). Поэтому книга Аммосова явилась "откровением для
читающей России". В книге впервые в русской печати были
названы имена И. С. Гагарина и П. В. Долгорукова как
предполагаемых авторов анонимных писем ("диплома"). Аммосов
отмечал: "Автором этих записок, по сходству почерка, Пушкин
подозревал барона Геккерна-отца и даже писал об этом графу
Бенкендорфу. После смерти Пушкина многие в этом подозревали
князя Гагарина (вступившего потом в иезуиты), теперь же
подозрение это осталось за жившим тогда вместе с ним князем
Петром Владимировичем Долгоруковым. Поводом к подозрению
князя Гагарина в авторстве безыменных писем послужило то,
что они были писаны на бумаге одинакового формата с бумагою
князя Гагарина. Но, будучи уже за границей, Гагарин
признался, что записки действительно были писаны на его
бумаге, но только не им, а князем Петром Владимировичем
Долгоруковым. (Если бы не эти записки, говорит Данзас, у
Пушкина с Дантесом не было бы никакой истории.) Мы не
думаем, чтобы это признание сколько-нибудь оправдывало
Гагарина, - позор соучастия в этом грязном деле, соучастия,
если не деятельного, то пассивного, заключающегося в знании
и допущении, остался все-таки за
ним"
Никаких
доказательств Аммосов не приводил, что и было тогда же
отмечено одним из рецензентов - известным библиографом и
историком литературы М. Н. Лонгиновым: "Составитель
разбираемой нами брошюры не только заподозривает, но прямо
обвиняет двух наших соотечественников, бывших тогда очень
молодыми людьми, а теперь навсегда оставивших Россию. Нельзя
не заметить, что произнести такое тяжкое обвинение против
людей, называя их по имени, можно только тогда, когда вина
фактически и непреложно доказана, особенно если к тому же
люди эта находятся в отсутствии... Автор говорит, что один
из этих господ "признался, что записки были писаны на его
бумаге, но только не им", а жившим тогда с ним товарищем.
Печатая такое известие, необходимо, по крайней мере, назвать
также и того, кто слышал это признание и передал о нем
автору".
По
утверждению Аммосова, его книга представляла собой запись
рассказов секунданта Пушкина К. К. Данзаса. Однако неясно, в
какой степени эта записи можно считать авторизованными. П.
Е. Щеголев отмечал, что источниковедческий анализ книги
Аммосова крайне затруднен. Не удалось найти никаких сведений
об авторе; лишь в рецензии, появившейся в журнале
"Современник", отмечалось, что составитель книги - некий г-н
Аммосов, "имя которого встречалось под двумя или тремя
убогими стихотворениями".
У
исследователей уже возникали предположения, почему сведения,
порочащие репутацию П. В. Долгорукова, появились в печати
именно в начале 1860-х гг. В это время имя эмигранта
Долгорукова, издателя антиправительственных газет
"Будущность", "Правдивый" и "Листок", стояло рядом с именем
Герцена. Русское правительство было заинтересовано в
дискредитации опасного эмигранта. То же самое следует
сказать и о Гагарине. Издаваемые им книги и брошюры вызывали
резкую критику официально-православных кругов. Недаром
писатель и общественный деятель В. Ф. Одоевский в заметках
"О мерах против заграничной русской печати" отмечал; что
"иезуитские книги" Гагарина опаснее трудов Герцена и
Долгорукова (Из бумаг кн. В. Ф. Одоевского. Публик. А. И.
Кошелева. - "Русский архив", 1874, т. II, стр. 34). В. Ф.
Одоевский предлагал "против враждебных русских изданий
употребить точно такие же и столь разнообразные издания.
Например, можно бы начать с биографий Герцена, Огарева,
Петра Долгорукова, Гагарина, Юрия Голицына и проч. „… Оценка
сих господ, написанная ловко, забавно и без всяких
личностей, уничтожила бы наполовину действие их изданий на
публику". Именно поэтому весьма правдоподобно предположение
о том, что издание книги Аммосова было предпринято при
негласной поддержке русских правительственных кругов. Но
этот вопрос требует дополнительных
разысканий.
П.
В. Долгоруков узнал о появлении книги Аммосова из рецензии,
помещенной в журнале "Современник". Он сразу же написал в
редакцию письмо-протест (оно было опубликовано также в
"Колоколе" и "Листке"). Одновременно Долгоруков написал в
Париж Гагарину и послал ему корректуру своего письма.
Он просил его обратиться к редактору журнала "Современник",
так как "нельзя хранить молчание перед лицом такой
подлости". Вероятно, Гагарин ему не ответил. В 1862-1864 гг.
он жил в Газире (Сирия), где преподавал в религиозной школе.
Можно предположить, что письмо Долгорукова дошло до него
спустя много времени и он счел ненужным выступать в
печати.
В
1865 г. в журнале "Русский архив" появились воспоминания
графа В. А. Соллогуба о дуэли Пушкина, в которых автор, в
частности, рассказал о своей встрече с Дантесом в Париже
через двадцать пять лет после дуэли. По словам Дантеса,
документы, связанные с дуэлью, до сих пор хранятся у него в
запечатанном пакете. Соллогуб писал: "Итак, документы,
поясняющие смерть Пушкина, целы и находятся в Париже. В их
числе должен быть диплом, написанный поддельной рукою. Стоит
только экспертам исследовать почерк, и имя настоящего убийцы
Пушкина сделается известным на вечное презрение всему
русскому народу. Это имя вертится у меня на языке, но пусть
его отыщет и назовет не достоверная догадка, а Божие
правосудие!". Соллогуб не назвал имени предполагаемого
автора "диплома", но редактор "Русского архива" П. И.
Бартенев сделал примечание к этому месту, процитировав из
книги Аммосова отрывок, где говорилось о предполагаемых
авторах "диплома" - Гагарине и
Долгорукове.
Воспоминания
Соллогуба вызвали большой интерес, их изложение появилось в
газете "Русский инвалид", а затем в газете "Биржевые
ведомости". В этой газете в статье "Воспоминания о Пушкине"
было приведено также и то место из книги Аммосова, где
говорилось о Гагарине и Долгорукове (Воспоминания о Пушкине.
- "Биржевые ведомости", 1865, 13 мая, №
102).
Вырезка
из "Биржевых ведомостей" с этой статьей была прислана
русским католиком князем Н. И. Трубецким И. М. Мартынову,
сотруднику и помощнику Гагарина в Славянской библиотеке, и
сохранилась в бумагах И. М. Мартынова вместе с письмом. Н.
И. Трубецкой писал: "Я только что прочел статью в русской
биржевой газете, которую посылаю Вам сейчас. Она касается
нашего дорогого отца и друга Гагарина, и, боясь, чтобы это
его не огорчило, я хотел, чтобы Вы ее прочли, и оставил на
Ваше усмотрение - следует или нет сообщать ему это. Если
неверно, что он признал, будто анонимные письма, касающиеся
Пушкина, были написаны на его бумаге Долгоруковым, то я
думаю, что это необходимо опубликовать, и, если он захочет
мне это поручить, я охотно сделаю, подписав свое
имя".
Через
несколько дней, 3 июня 1865 г., Н. И. Трубецкой писал,
обращаясь к Гагарину: "Дорогой друг! Газета, из которой я
послал Вам вырезку, называется "Биржевые ведомости", я
перевел ее название по-французски как "Газета биржи". Не
знаю, известно ли Вам о существовании этой газеты. По
существу, следовало бы узнать, основана ли статья на
рассказе Соллогуба, который появился в "Русском архиве"...
или на рассказе г-на Аммосова, появившемся в прошлом году;
Соллогуб писал, как кажется, чтобы обелить Геккерна в глазах
России, но это ему не удастся, так как все же тот убил его
раньше, чем Пушкин выстрелил. Жду с нетерпением Вашего
письма и обещаю Вам, что отошлю его немедленно в Петербург
для опубликования".
Помещенное
ниже письмо Гагарина от 6 июня 1865 г. является его ответом
Н. И. Трубецкому. Вероятно, оно было переспано последним в
редакцию газеты "Биржевые ведомости". При этом Н. И.
Трубецкой внес в письмо некоторые исправления, в частности
опустил первые фразы, в которых Гагарин благодарил его за
присыпку вырезки из газеты.
Письмо
Гагарина было опубликовано в "Биржевых ведомостях" (1865, 16
июля, № 154), а затем перепечатано в "Русском архиве" под
названием "Оправдание иезуита Ивана Гагарина по поводу
смерти Пушкина". Это, по выражению П. Е. Щеголева,
"любопытнейшее письмо" уже давно вошло в научный оборот, оно
было целиком перепечатано в труде П. Е. Щеголева, а также в
других работах. Однако ни один из исследователей еще не
обращался к рукописному тексту этого источника, который
отличается от печатного. Публикуемый ниже документ (№ 1)
представляет собой черновой автограф Гагарина, написанный
карандашом на одной стороне листа (формат - 20,3 х 30,8 см,
бумага белая без водяных знаков). Сохранность текста
хорошая. Текст письма занимает шесть листов,
перенумерованных автором. Письмо носит следы авторской
правки; часть исправлений сделана карандашом, а часть
чернилами. В настоящей публикации приведены все исправления,
носящие смысловой характер. Адресат письма автором не
указан, он установлен на основе писем Н. И. Трубецкого, а
также записи, сделанной рукой П. Пирлинга на обороте
последнего листа рукописи (запись на французском языке):
"Напечатано в "Русском архиве", 1865 (перепечатано из
"Биржевых ведомостей"). "Биржевые ведомости" были присланы
о. Гагарину кн. Трубецким. Ему адресован черновик письма. В
"Архиве" имена всех лиц обозначены инициалами... черновик
Гагарина содержит полные
имена".
Документы
№№ 2-5 представляют собой переписку М. И. Семевского
(1837-1892), известного историка и общественного деятеля,
редактора журнала "Русская старина", с И. С. Гагариным. Хотя
эта переписка относится к 1879-1880 гг., тематически она
тесно связана с письмом Гагарина Н. И. Трубецкому от 6 июня
1865 г. и в некоторых деталях дополняет его. К сожаления
"Воспоминания" Гагарина, о которые идет речь в письмах,
написаны им не были. (В 1882 г. Гагарин умер.) Среди его
бумаг сохранился лишь фрагмент (два небольших листка),
представляющий, вероятно, начало его записок. Однако имени
Пушкина там нет.
Публикуемые
документы дают некоторые новые детали для биографии Пушкина
последних лет. Каждая новая подробность дуэли и смерти поэта
важна, так как, по словам П. Е. Щеголева, "друзья Пушкина
поставили своей задачей охранение чести Пушкина и чести его
жены и так тщательно укрыли тайну дуэли и смерти, что нам
приходится разгадывать ее и до сих пор по крупицам". В то же
время эти материалы представляют интерес для характеристики
Гагарина как деятеля русской
культуры.
Документы
публикуются по автографам, которые находятся в Отделе
рукописей Славянской библиотеки и печатаются по общепринятым
правилам публикаций исторических документов XIX века - по
современной орфографии с сохранением, в то же время, всех
особенностей языка и стиля, присущих их
авторам.
Введение,
подготовка публикации и комментарии Л.
Шура
1.
И. С. Гагарин — Н. И.
Трубецкому
6 июня [18]
65
Вы потрудились мне прислать русскую
газету, в которой по поводу безыменных писем, причинивших
смерть Пушкина, приводится мое имя. Хотя эта статья
меня и огорчила, я благодарю Вас за то, что
Вы мне ее
сообщили; невозможно мне и пропустить без
ответа. В этом темном деле, мне кажется, прямых
доказательств быть не может. Остается только честному
человеку дать свое честное слово.
Поэтому я
торжественно утверждаю и объявляю, что я этих
писем не писал, что в этом деле я никакого
участия не имел; кто эти письма
писал, я
никогда не знал и до сих пор не
знаю.
Чтобы устранить все недоумения и все
недомолвки, мне кажется нужным войти в некоторые
подробности. В то время, когда
случиласьвся эта история, кончившаяся смертью
Пушкина, я был в Петербурге, я жил в кругу, к
которому принадлежали и Пушкин и Дантес,
и я с ними
почти ежедневно имел случай видеться. С Пушкиным я
был в хороших сношениях, я высоко ценил его
гениальный талант и никакой причины вражды к нему
никогда не имел. Обстоятельства, которые
дали повод
безыменным письмам, происходили под моими
глазами, но я никаким образом к ним не был
примешан, о письмах я ничего не знал и никакого
понятия о них не имел. Первый человек, который
мне про эти
письма говорил, был К. О. Россет
(Россет
Клементий Осипович (1811-1866) - офицер, служил в
Генеральном штабе, один из близких знакомых Пушкина в
1835-1837 гг).
В ту зиму я жил на одной квартире с кн. П.
В. Долгоруковым (Долгоруков Петр
Владимирович, князь (1816-1868), - писатель и публицист,
чиновник Министерства народного просвещения, впоследствии
политический эмигрант. Поддерживал дружеские отношения с
Гагариным, вел с ним большую переписку. В архиве Гагарина
сохранилось много писем П. В. Долгорукова)
на Миллионной. С
Долгоруковым я знаком с самого малолетнего возраста.
Бабушка его кн. Долгорукова и особенно тетушка его М. П.
Корсакова были в дружной и тесной связи с моей матушкою.
Мы в Москве очень часто видались, потом Долгоруков
отправлен был в Петербург в Пажеский корпус, я потерял
его из виду и встретился с ним опять в Петербурге в
1835 или 1836 г. Мы наняли вместе одну квартиру. Однажды
мы обедали дома вдвоем, как приходит Россет,
при людях он ничего не сказал, но как,
вставши от стола, мы перешлив другую комнату, он
вынул из кармана безыменное письмо на имя
Пушкина,
которое было ему прислано запечатанное под
конвертомна его (Россета) имя. Дело ему
показалось подозрительным, онрешился распечатать
письмо и нашел известный пасквиль. Тогда начался разговор
между нами, мы толковали, кто мог написать пасквиль, с
какою целью, какие могут быть от этого последствия.
Подробностей этого разговора я теперь припомнить не могу,
одно толькознаю, что наши подозрения ни на ком не
остановились и мы остались в неведении. Тут я
имел в руках это письмо и рассматривал.
Другого экземпляра мне никогда не приходилось
видеть. Сколько я могу припомнить, Россет нам сказывал,
что этот конверт он получил накануне.
Несколько времени после этого однажды
утром в канцелярии М[инистерства]
ин[остранных] дел я услышал от гр. Дм. К.
Нессельроде (Нессельроде Дмитрий Карлович, граф
(1816-1891), - сын министра иностранных дел К. В.
Нессельроде. Был знаком с Пушкиным, сохранилось одно письмо
Пушкина к Д. К. Нессельроде (30 января
1834)), что Пушкин дрался накануне с Дантесом и
что тяжело ранен. В тот же день я
отправился к Пушкину и к Дантесу, у Пушкина не
принимали,
Дантеса я видел легко раненого, лежащего на
креслах.
В это время было в Петербурге много толков
о безыменных письмах, многие подозревали барона
Геккерна-отца, эти подозрения тогда, как и теперь, мне
казались чрезвычайно нелепыми. Я и не воображал, что меня
также подозревали в этом деле.
Прошло несколько лет, я провел эти годы в
Лондоне, в Парижеи в Петербурге; в
Париже я очень часто видался со многими русскими, в
Петербурге я везде бывал и почти ежедневно встречался с
Лермонтовым и во все это время помины не было о моем
мнимом участии в этом темном деле. В 1843 г. я
оставил свет и поступил в новициат Орд[ена] иезуитов, в
Ахеоланскую обитель, где я оставался до сентября 1845 г.
В Ахеоланской обители меня навестил
Александр
Иванович Тургенев (Тургенев Александр
Иванович (1784-1845) - литератор и общественный деятель.
Знал Пушкина с детства и играл в его жизни заметную роль.
Поддерживал дружеские связи с Гагариным. В архиве
Гагарина сохранились письма А. И. Тургенева за 1842-1845
гг), мы долго с ним
разговаривали про былое время. Он
мне тут впервые признался, что он имел на
меня подозрение в деле этих писем, и
рассказывал, как это подозрение
рассеялось. На похоронах Пушкина он с
меня глаз не сводил, желая удостовериться, не
покажу ли я на лице каких-нибудь знаков смущения или
угрызений совести, особенно пристально смотрел он на
меня, когда пришлось подходить к гробу
прощаться с покойником. Он ждал
этой
минуты, если я спокойно подойду, то подозрения его
исчезнут, если же я не подойду или покажу
смущение, он увидит в этом доказательство, что я
действительно виноват. Все это он мне
рассказывал в Ахеоланской обители и прибавил, что,
увидевши, с каким спокойствием я подошел к покойнику и
целовал его, все его подозрения
исчезли.
Я тут ему дружески приметил, что он мог бы
жестоко ошибиться, могло бы случиться, что я
имел отвращение от мертвецов и не подошел бы к
гробу, подходить я никакой обязанности не
имел, не все подходили, и он тогда очень
напрасно остался бы убежденным,
что я
виноват.
После этого несколько раз доходили до меня
слухи, что тот или другой человек меня
подозревал в том же деле. Я, признаться, не
обращал на
эти подозрения никакого внимания. С одной
стороны, я так твердо убежден в моей невинности,
что эти слухи не делали наменя впечатления; с
другой стороны, так много людей не могли себе
объяснить,
почему я оставил свет и сделался иноком. Согласиться,
что я действовал по глубокому религиозному
убеждению, было слишком просто, стали выдумывать
небывалые причины, иные предполагали
не знаю
какой роман, любовь, отчаяние и Бог весть что такое,
другие полагали, что я непременно совершил
какое-нибудь преступление, а как за мною никакого
преступления не знали, то стали поговаривать, а может быть,
он написал безыменные письма против
Пушкина.
Пушкин убит в феврале 1837 г., если не
ошибаюсь, я вступил в Орден иезуитов в августе 1843
г., с лишком шесть лет спустя, никто в продолжение этих
шести лет не приметил за мною никакого
отчаяния, даже никакой грусти, и, сколько я знаю,
никто не останавливался на этой мысли, что я
написал эти письма, но как я сделался иезуитом, тут и стали
про это говорить.
Несколько лет тому назад один старинный
мой знакомый (Вероятно, речь идет о Сергее
Александровиче Соболевском (1803-1870), библиофиле и
библиографе, одном из друзей Пушкина. В 1861 г. Соболевский
виделся с Гагариным в Париже. (См. Б. Л. Модзалевский. Новые
материалы о дуэли и смерти Пушкина. Пб., 1924, стр.
25)) приехал в Париж из России и стал опять
меня расспрашивать про это
дело.Я ему сказал, что я знал и как я знал.
Разговор пал на бумагу, накоторой был писан
пасквиль, я действительно приметил, что
письмо,показанное мне К. О. Россетом, было
писано на бумаге, подобной той,
которую я
употреблял. Но это ровно ничего не значит. На этой
бумаге не было никаких особенных знаков, ни
герба, ни литер, эту бумагу не нарочно для меня
делали, я ее покупал, сколько могу
припомнить, в английском магазине, и, вероятно,
половина Петербурга покупалатут
бумагу.
Кажется, к этим объяснениям насчет мнимого
моего участияв безыменных письмах более ничего
прибавлять не нужно. Но не могу
умолчать
о кн. Долгорукове. Конечно, он может сам себя
защититьи в моей защите он не нуждается. Одно
только я хочу сказать. Каквидно из предыдущего,
во время несчастной этой истории я жил на
одной
квартире с Долг[оруковым]. Следовательно, если бы
были против него какие-нибудь улики или
доказательства, никто лучше меня не мог бы их
приметить. Поэтому я почитаю долгом
объявить, что никаких такого рода улик или
доказательств я не приметил.
2.
М. И. Семевский - И. С.
Гагарину
С.-Петербург, 20 января 1879 ст.
стиля
Милостивый государь Иван
Сергеевич!
Сердечно благодарю за указание на письма
Грубера об имп. Павле. По получении книги озабочусь
переводом для "Русской
старины".
Пользуюсь настоящим случаем, чтобы
обратиться к Вам с просьбою: в текущем году я напечатаю в
моем издании ряд материалов о Пушкине и будут рассказаны все
подробности, коими сопровождалась его безвременная кончина.
В русской печати были указания на
Вас как
на одного из авторов анонимных писем к нему, было и
Ваше опровержение. Дабы положить конец
инсинуациям их Вам, я бы желал напечатать Ваше
возможно подробное объяснение — в виде ли воспоминания о
событиях 1836-1837 гг. или в какой Вам угодно
форме. Сделать это я хочу единственно в видах
разъяснения истины и рассеяния лжи и клеветы, жертвою
которой, как предполагаю, сделались
Вы. Мне
кажется, что Ваше объяснение будет совершенно у места
на страницах издания, специально
посвященного отечественной
историии истории русской литературы, и именно
в статье, посвященной новым материалам о
бессмертном поэте нашем А. С.
Пушкине.
С совершенным почтением и таковою же
преданностью имею честь быть Вашим
покорным слугою
М. Семевский
3.
И. С. Гагарин - М. И.
Семевскому
Париж, 6(18) февраля
1879
Милостивый государь Михаил
Иванович!
Письмо Ваше от 20 января я получил.
Переписка Грубера с секретарем Пия VII должна быть теперь в
Ваших руках. До какой степени возможно будет Вам
напечатать ее в переводе на страницах
"Русскойстарины", это вопрос, всецело подлежащий
Вашему усмотрению.
За предложение Ваше написать для Вашего
издания объяснение насчет моего мнимого
участия в деле анонимных писем, имевших
последствием
смерть нашего великого поэта, я Вам очень
благодарен, но признаюсь, что это предложение меня
затрудняет. Когда печатно возведена была на меня
эта клевета, я почел своею обязанностью
перед
русскою публикою оправдаться и написал открытое
письмо, которое и было напечатано в "Биржевых
ведомостях" и оттуда перепечатано в "Русском архиве" (1865).
Письмо это, по поводу Вашего предложения, я прочел
снова и не вижу, что мог бы я к нему еще
прибавить,
разве только одно — восстановить собственные
имена, которые у меня были означены одними
заглавными буквами, но и эти буквы были так понятны,
что издатель "Русского архива" разгадал
их без
затруднения. Я знаю, что есть люди, которым мое опровержение
не показалось удовлетворительным. Они не верят моему
честному слову. Бог с ними. И Вы не удивитесь, если
я Вам скажу, что оправдываться перед ними у меня нет
охоты.
Одно мне кажется возможным. Написать свои
воспоминания,но не исключительно о письмах и не
исключительно о Пушкине, а о моих сношениях с
разными лицами, между которыми Пушкин
займет,
разумеется, свое место; но я не знаю, угодно ли Вам
будет дать место таким воспоминаниям в
задуманном Вами собрании документов.
4.
М. И. Семевскнй — И. С.
Гагарину
С.-Петербург, 11 февраля
1879
Милостивый государь Иван
Сергеевич!
Сердечно благодарен Вам за предложение
напечатать в "Русской старине" Ваши
воспоминания. С большим удовольствием
принимаюего и убедительно прошу осуществление
оного не откладывать в дальний ящик и дать мне возможность в
текущем же году напечатать эти воспоминания.
Ответ Ваш на известный ответ я перечитал
на днях в "Русскомархиве". Кажется,
действительно, незачем возвращаться к этой инсинуации, она
затушена Вашим ответом.
Переписку
Грубера с секретарем Пия VII я еще не получил.
Незнаю,
где застряла эта книга? Прошу передать мой привет
моим достоуважаемым
соотечественникам о. Мартынову
(Мартынов
Иван Матвеевич (1821-1894) - филолог и историк. Окончил
Петербургский университет. Автор ряда научных трудов, в
том числе первого научного описания славянских рукописей,
хранящихся в Национальной библиотеке в Париже. В 1845 г.
перешел в католичество, затем вступил в Орден Иисуса
(иезуитов). Сотрудник и помощник Гагарина в Славянской
Библиотеке)
и о. Пирлингу (Пирлинг
Павел Осипович (1840-1922) - член Ордена Иисуса
(иезуитов), известный историк, директор Славянской
библиотеки. Автор фундаментальных трудов, посвященных
истории отношений между Москвой и Римом. Многие работы П.
Пирлинга переведены на русский язык, часть их печаталась
на страницах "Русской старины").
С совершенным почтением, готовый к
услугам
М. Семевский
Р. S. Если не составит
для Вас затруднения, пришлите, пожалуйста,
лист с
номерами вышедших в тираж билетов национальной
лотереи. Об этом просит жена
моя.
5.
М. И. Семевскнй — И. С.
Гагарину
Б. Подьяческая, д.№ 7. С.-Петербург, 2
марта 1880
Милостивый государь о. Иван
Сергеевич!
В майской и июньской книгах "Русской
старины" будут напечатаны последние главы очерка жизни А. С.
Пушкина. По этому случаю позвольте напомнить Вам
любезное и доброе обещание о возможно
скорой
присылке "Воспоминаний" о встречах и знакомстве с великим
поэтом. Очень и очень обяжете исполнением этого
обещания многочисленных читателей "Русской старины"
и ее редактора, Вашего покорного и преданного
слугу
Мих. Ив.
Семевского
Р. S. Позвольте просить
Вас передать о. Пирлингу глубокую благодарность за
присланную им книгу, я получил ее только на днях
из Комитета иностранной
цензуры.
|