ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ
Расцвет молитвы
19. Безбожный мир
говорит о Боге
Для того, кто обрел
Бога, даже наиболее обмирщенный мир, какой только можно
вообразить, не может быть миром безбожным. Здесь он находит
Бога еше более глубоко «смешанного» (если так можно
выразиться) с субстанцией и историей мира. Для святого, то
есть для того, кто раскрыл сокровенную ткань вещей и их
место в божественном, безбожный мир есть лишь абстракция
человеческого ума, отказ принять реальность. Мир не может
быть «без Бога». Так называемая смерть Бога есть всего лишь
обманчивая видимость, созданная нашим неумением видеть вещи
в их сокровенной глубине. Понятие о Боге изменилось, ибо Его
вытолкнули за пределы человеческих понятий. Но Бог
продолжает присутствовать в сокровенной глубине творения,
подобно исполненной огня жизни, которая его
животворит.
О! Бог ни эта
материя, ни законы, ее упорядочивающие, ни субстанция, какой
бы фундаментальной она ни была. Бог есть «потусторонность»,
неизмеримое пламя, их наделяющее бытием... Когда человек
осознает это, он открывает любовь, животворную энергию,
жизнь, свет.
Совершенно
необходимо, чтобы то, что мы называем материей, мощью
наиболее сокровенного в ней было связано с духом. Иначе этот
мир останется необъяснимым. Слова Христа, звучащие в плоти,
не смогут раскрыть нам Духа... И Сам Христос не смог бы
существовать. Он не смог бы сказать: «Мои слова суть дух и
жизнь». И далее, без этого, как объяснить возвращение
человека в Лоно Божье, а возвращение творения в лоно своего
Творца?
В чем состоит
таинственная связь между материей и духом? Необходимо
различать между ними. И все-таки мы знаем, что в своем
существе материя исходит и получает опору от Абсолютного
Духа, Которого мы называем Богом. Таким образом, творение
есть дело Божье, делание, плод которого отличен от его
автора. Именно это различие устанавливает «дистанцию» и
препятствует содеянному нами раскрыть всецелостность
Бога.
Пришел человек,
который был Бог... Он был совершенным Образом
Бога.В
Нем Христос предложил нам всю полноту Бога, но то, что Он
раскрывает, не может быть полностью постигнуто вне делания
веры, которая позволяет нам преодолеть наши естественные
способности. В этом делании веры мы усваиваем знание, какое
Сын имеет о Своем Отца, но сами по себе мы не можем получить
к этому доступ.
Следовательно,
расцвет нашего знания о Боге может осуществиться лишь за
пределами нашего человеческого познания, – через веру. Таким
образом, человек превосходит себя в делании, которое, тем не
менее, остается деланием человеческим.
Данная нам по
откровению Истина о Христе наиболее полно освещает связь
между миром и Богом. Начало Бытия дает нам первый набросок
тайны, но Пролог Евангелия от Иоанна освещает се
изнутри:
В начале было
Слово, и Слово было у Бога,
и Слово было
Бог.
Оно было в начале у
Бога.
Все чрез Него
начало быть,
и без Него ничто не
начало быть, что начало быть.
В Нем была
жизнь,
и жизнь была свет
человеков (Ин 1:1-4).
Именно это Слово
Бога есть жизнь всех вещей и свет для человеческих умов.
Можно сказать, что мы привыкли различать два полюса этого
делания, а иногда – противопоставляем их друг другу. Но в
действительности жизнь есть единое целое в Слове Божьем.
Рассмотрение мира в том, что, по-видимому, наиболее отличает
его от духа, должно, в конечном счете, привести нас к
единому Духу – Творцу и Вдохновителю всех
вещей.
Учитель, Который
говорит в Евангелии, Тот, Кого мы называем Иисусом Христом и
Который усиливался открыть Никодиму, самаритянке и столь
многим другим находящийся в них источник воды, есть Тот же
Самый, о Ком Иоанн говорит: «В Нем была жизнь» для всякого
существа. Только такая унитарная концепция мира может
наделить молитву космическим измерением. Действительно,
молитва выражает наше отношение к Богу, но это отношение
наполняется смыслом только тогда, когда мы
заново открываем тот центр единства, без которого какая бы
то ни было связь не может
существовать.
Следовательно,
совершенная молитва не довольствуется лишь наведением моста
между небом и землей; сама она наполняется силой и
реальностью, когда раскрывает источник всех вещей – жизнь,
которая была в Боге и которая была дарована людям Творческим
Словом, Просветителем и Спасителем.
В результате моя
молитва становится столь же обширной, что и мир, и столь же
глубокой, что и жизнь, которая ее животворит. Отныне она не
страшится мира, который называют безбожным, ибо она находит
в нем Бога – неизменно живого и вечного. Ее не устрашает и
божественная тайна, ибо она видит ее раскрытие во всем
творении и особенно в Том, Кого мы называем Словом Бога и
Образом Его Сущности.
20. Молитва условий
человеческого существования
Молитва не должна
быть чем-то чуждым нашему существованию; необходимо, чтобы
наше человеческое существование само было формой нашей
молитвы.
Не должно быть
разрыва между миром конкретного существования и миром
молитвы. Конечно, на протяжении дней время отдохновения в
Боге нам доставляет возможность вкусить покой, который мир
нам не может дать. Вкушение этого отдыха и этого покоя столь
же законно, как и отдохновение вдали от шума, приятный
вечер, проведенный с друзьями, или приятное утро в постели,
когда для этого представится возможность. Духовная жизнь
входит в нашу жизнь подобно другим нашим деятельностям, и не
нужно поддаваться чувству вины из-за того, что в молитве мы
«заряжаемся» энергией, в которой мы нуждаемся для успешного
выполнения наших человеческих дел.
Необходимо одно:
наша молитва не должна быть отрезана от жизни, ибо это
приведет к тому, что мы начнем взирать на существование как
на наполненный страданиями океан, который мы должны
пересечь. Наше существование было нам дано для того, чтобы
мы пережили его во всей присущей ему реальности, со всеми
его радостями и огорчениями. Вся полнота нашей жизни должна
стать тканью, субстратом и материей нашей молитвы. В конце
концов, мы будем судимы не за количество молитв, которые мы
прибавили к нашему существованию, но за тот образ, каким мы
пережали нашу связь с Богом. Если моя молитва выражает мое
отношение к Богу, то лучше всего она выражается в самой моей
жизни. Я постоянно говорил и говорю о необходимости выделить
в нашем существовании время, посвященное наиболее полному
выражению нашего отношения к Богу. Не следует забывать об
этом во время чтения следующих ниже
страниц.
Образ моего
человеческого существования и есть отношение к Богу, даже
если оно конкретно раскрывается лишь в моем отношении к
другим людям и к миру, который был мне дарован. В самом моем
существе я живу через отношение. Когда я начинаю открывать
себя, я не знаю, откуда я пришел, и я должен принять себя
через экзистенциальное отношение к чему-то такому, чего я
достичь не могу. Я открываю мою мать, я открываю моего отца,
я открываю мою семью и тот малый мир, в котором я
развиваюсь. Принимая себя таким, каков я есть, и внимая моей
матери, рассказывающей мне о Боге, я постигаю, что мое
сущностное состояние может быть лишь состоянием зависимости.
Когда я принимаю себя таким, каков я есть, эта зависимость
перестает угнетать меня, и я могу вновь стать самим собой.
Моя жизнь, принятая мною, расцветает во мне и становится
молитвой. И если моя внутренняя жизнь развивается, то
позднее наступает первичное духовное восхищение, порождаемое
сознанием предстояния моего существа перед Богом, моего
возвращения к моему истоку. В человеческой жизни Будда
усматривал лишь страдание, и причиной этого страдания он
полагал непостоянство всех вещей и их сугубую иллюзорность.
Для него молитва (если только он молился) означала лишь
бегство от непостоянства и освобождение от иллюзий.
Христианин не бежит от жизни, но принимает ее такой, какова
она есть, со всеми ее страданиями и радостями. Явился
Христос, и Он вкусил радостей семейной жизни, дружбы и
благодеяний, оказанных другим. Он жил в атмосфере народного
почитания и восхищения. Он не отказывался от этого и
благодарил Отца: «Отче! благодарю Тебя, что Ты услышал Меня»
(Ин 11:41). Но также он говорил о том, что Сын Человеческий
«не имеет, где приклонить голову», и что те, кто желают
последовать за ним, должны нести свой
крест.
Он прикоснулся ко
всем человеческим ситуациям и наделил их смыслом, то есть
раскрыл их связь с Богом. Именно этим учением живет
христианство. Нет таких условий человеческого существования,
которые не могли бы стать молитвой. Это недоступно только
греху как таковому. Если я принимаю участие в построении
человеческого общества, возможно, мне никогда не выпадет
случай объяснить другим мое убеждение в том, что я
подготавливаю обитель Бога, созидаемую среди людей. Но в
своем сердце я знаю, что эта необъятная человеческая работа
более истинна, нежели все мои человеческие молитвы. Не
впадая в нечестие, я могу утверждать: не окропление святой
водой освящает человеческое творение. Равным образом, не
благословение освящает «дело плоти», как говорили в старину;
не благословением освящается брачное ложе, но совершением
супружеского акта таким образом, каким совершать его должны
чада Божии. Действительно, супруги знают, что их связь
реальна лишь во всемогуществе Творца. Таким образом, делание
плоти есть делание духа.
Если мы совершаем
моление перед началом великих жизненных свершений, если мы
благословляем предметы, которыми пользуемся, то именно для
того, чтобы осознать необходимость все и вся связывать с
творческой мощью Бога. Однако истинная молитва, истинное
благословение образуют единое целое с исполненным делом и с
употреблением орудия труда. Если мы будем совершать это
вместе с Богом, в свете Бога, тогда молитва нашего
человеческого существования сможет полностью
расцвести.
21. Молитва
братского взгляда
Раньше весь люд
собирался в церкви, а затем на площади перед папертью.
Христианская и человеческая община были тождественны друг
другу. В каждое воскресенье, когда зачитывались имена
почивших или возвещалось о предстоящих бракосочетаниях,
община ощущала себя одной большой семьей. Ныне в большинстве
стран христианские общины представляют собой лишь малые
группы, затерявшиеся в безбрежной человеческой
толпе.
Раскол между
христианской общиной и гражданским обществом породил новое
чувство человеческой солидарности в человеческой общине куда
более обширной, нежели община чад Божиих. Именно в этих
новых измерениях должна «ткаться» наша молитва, великая
братская молитва, которая охватывает прежде всего тех, с кем
мы связаны кровными узами или узами общей веры, но также и
все человечество.
В молитве за
верующих я прошу у Бога, чтобы их вера возрастала еще
больше, чтобы еще больше возрастало их убеждение в том, что
Христос — единственный Спаситель. Когда же я пересекаю
необъятные страны Азии или Африки или пролетаю над землями
Индуизма, Буддизма или Анимизма, я молюсь прежде всего о
том, чтобы жители этих земель или же их потомки смогли
однажды познать Христа — Свет Миру. Но я хорошо знаю, что
сегодня они шествуют к Богу путями другой веры. И я могу
лишь сказать: «Господи, сделай так, чтобы они нашли Тебя на
путях, по которым они шествуют, дабы в день просветления они
признали Тебя, созерцая Тебя лицом к лицу».
Они проходят передо
мной, когда я жду посадки в каком-нибудь аэропорту, люди
всех цветов кожи, в одеждах всех народов земли, цепляющиеся
за двери, ведущие в самолет. В аэропортах мы видим друг
друга, но ни на кого не смотрим. Каждый знает, что он
путешественник, то есть прохожий. Ничто не удивляет, ни
туника, волочащаяся по земле, ни самая откровенная
мини-юбка. И все же этот движущийся мир людей, думающих о
своем направлении, составляет некий братский мир, какого
нигде больше не встретишь. Вскоре их повяжет общая судьба и
они окажутся во власти несущей их машины.
Здесь не место для
искусных молитв или медитаций; здесь невольно взираешь на
все братским оком. И этот взгляд – молитва... молитва за эту
юную чету, вступающую в новую жизнь, за этих совершающих
ради развлечения кругосветное путешествие пятидесятилетних
туристов, чьи дети пристроены, за эту мать с двумя детьми,
которая едет к своему мужу, за этого делового человека,
который в ожидании телефонного звонка работает, как если бы
он находился в своем кабинете, за пилотов и бортпроводниц,
которые в сотый раз проделывают один и тот же
путь...
Ни с кем из них я
не знаком. Я не знаю, в чем они нуждаются, какова их
религия, каков их идеал, чего они ждут от своей
жизни и чего желают для тех, кого любят.
Я не могу каждому из них уделить особое внимание, но,
взирая на них братским оком, я их представляю Богу, дабы
Он явил им Свою Любовь. И хотя они не ведают об этом,
такое внутреннее внимание устанавливает у них отношения с
Богом, благодаря узам той любви, которой научил нас
Христос.
Некоторые с грустью
думают о том, что лишь очень немногие из этих людей знают
Христа. Да, это так. Но каждый из них старается проводить
свою жизнь в соответствии со своим идеалом. Познали они
Христа или нет, моя братская молитва не тщетна. Человек,
воспринявший от другого хотя бы немного доброжелательности,
уходит от своего эгоизма и может положить начало своему
духовному развитию. И затем, любовь, явленная мне Богом,
непременно, так или иначе, воссияет. Именно эту любовь моя
вера желает раскрыть другим, и первый шаг на пути к этому –
созидание между людьми братской общины.
И здесь простое
внимание, манера выслушивать, глядеть, действовать, все это
содействует созданию братской атмосферы, вселяет в других
чувство безопасности и доверия, которое помогает
путешественнику преодолеть грусть расставания. Никогда не
бывает пустым взгляд человека, который молится. Если же
взгляд пуст, то это означает, что молитва не действенна. То,
что иногда принимают за отсутствующий взгляд, в
действительности бывает глубочайшим духовным зрением. Когда
человека покидает духовное восхищение, его взгляд исполнен
Божьего огня.
Земля не казалась
бы столь пустынной, если бы на дорогах мира и в волнующихся
толпах людей, утром и вечером спешащих к месту работы, было
бы больше молящихся. И тогда присутствие Бога ощущалось бы с
большей интенсивностью. Эти не умеющие молиться мужчины и
женщины по крайней мере смогли бы в сиянии взгляда уловить
нечто иное, нежели алчность. Они постигли бы, что существуют
люди, дело которых — установление связи между небом и
землей. Эти люди встречаются повсюду, во всех странах, во
всех религиях, в монастырях и в миру... Они – взгляд Бога на
землю, взгляд братский, который по самой своей сути есть
молитва.
22. Все люди во
Христе
Одно из возражений
против поиска единства со Христом через личную молитву
состоит в том, что эта молитва якобы отвлекает наше внимание
от людей – наших братьев. Такой поиск, утверждают некоторые,
эгоистичен, ни к чему не ведет и лишь отрезает нас от мира и
от тех, кто борется в нем с бесчисленными
трудностями.
Нет спору,
некоторые поиски внутренней жизни иногда порождают эгоизм,
как это происходит у ребенка, который обращается к себе и
открывает себя. Однако несомненно, что никогда христианство
не согласится с идеалом «святости ради нее самой», того, кто
полагает, что он может спастись лишь через отречение от
других, которых он оставляет на грустный произвол судьбы
грешников. Идеал «святости ради нее самой», который развился
в Буддизме Хинаяны подвигнул архатов на поиски нирваны при
полном равнодушии к судьбе других людей. В своем движении к
нирване архат, жаждущий освобождения, встречает лишь себя.
Он должен истощиться, освободиться от всего, дабы достичь
цели. В своем внутреннем устремлении он неизменно одинок, и
он становится все более и более одиноким по мере продвижения
к цели.
В своем внутреннем
духовном подходе христианин никогда не бывает одиноким. Он
может покинуть мир, погрузиться в безмолвие. И в этом он
никогда не бывает одиноким. Если он покидает мир, то именно
для того, чтобы с кем-то встретиться – со Христом, а в Нем –
с целым миром людей.
Если христианин
отвергается мира ради эгоистичных целей, он может настроить
свою молитву применительно к этим целям, но он преуспеет в
этом лишь в том случае, если «завладеет» Христом лишь ради
себя и откажется принять Его учение. Наоборот, нормальное
состояние человека, который ради молитвы удалился от мира, —
беседа со Христом. С первых мгновений своего отшельничества
человек «сталкивается» со Христом, Христом, Который не
желает, чтобы он замкнулся в себе. Евангельское учение –
величайший враг эгоизма. Делатель молитвы пребывает в
состоянии открытости по отношению к другому. Если он
оборачивается к себе, чтобы предаться размышлению, слова
Христа начинают без устали преследовать его поиск личного
совершенства. Христос не похож на учителя,
который находится рядом с нами, чтобы научить нас образу
внутреннего самососредоточения. Он – путь, который приводит человека к наиболее сокровенному
в нем. Христос неизменно пребывает внутри моего
молитвенного делания. Он заставляет меня продвигаться лишь с
открытым сердцем – дабы я не мог
замкнуться в себе. Если я делаю это, то в сокровеннейшей
глубине моего самососредоточения я нахожу Христа, Который
заставляет меня выйти из этого
состояния.
Я знаю, что могу
завладеть Христом, превратив Его в мое личное достояние, и
этим удовлетворить мою самость. Но опять-таки и здесь, если
я проявляю хотя бы самую малую покорность Его учению, Он
заставляет меня глядеть Его глазами, любить одним с Ним
сердцем. И тогда Он наделяет меня любовь ко всему миру.
Именно это я раскрываю во Христе... К этой вселенской любви
призывается не только святые, достигшие конца своего
мистического пути. С первых мгновений своего
безмолвничества, совершаемого ради обретения Бога, человек
одновременно обретает здесь и все человечество. Но это
человечество не похоже на идеальное человечество, покоящееся
на «розовых облаках»; оно – вот этот человек, который
нуждается в поддержке, или вот тот, которого я не выношу и
на которого гневаюсь.
В христианстве не
должно быть молитвы, замкнутой в себе, ибо Бог есть любовь,
и к этой любви он призывает всех людей. Однако в Церкви
существуют различные призвания, и некоторые, действительно,
призваны покинуть мир сей, дабы посвятить себя созерцанию
божественных тайн. Несомненно, среди них находится
наибольшее число вселенских братьев, находящихся в духовном
родстве с отцом Фуко или Терезой Малой, которые поняли, что
в Церкви они должны олицетворять сердце и
любовь.
Человек, который не
верит в ценность видения, какое христианские мистики стяжали
в сокровенном Божием, не понимает христианского духа. Итак,
каждый христианин должен быть созерцателем, ибо он призван
любить не только тех, с кем его связывают узы симпатии, но и
всех людей. Вместе с тем, сомнительно, чтобы этому довлело
одной лишь человеческой добродетели. Я полагаю, что также
необходимо в общении со Христом почерпать того Духа, Который
дарует нам возможность любить всех людей так, как Он Сам их
любит.
В этой встрече со
Христом, то есть в молитве, я постигаю, что хромые, увечные,
презираемые суть также возлюбленные Божии и что в конечном
счете я научусь их любить лишь через общение со
Христом.
23. Во Христе
любить брата моего
Многим христианам
кажется, что описанный в предыдущей главе подход потерял
всякий смысл. И они даже не понимают более, как можно искать
Самого Бога в молитве. Они утверждают, что Бога можно найти
лишь в других и через других. Есть и такие, для которых сам
поиск Бога есть нечто несбыточное. Наиболее важное это сам
человек. Встреча с другими есть нечто самодостаточное.
Бесполезны и тщетны попытки направить ее к чему-то
находящемуся вне ее самой. К тому же, утверждают они, Бог
отдает Себя в человеке... Бог – здесь. Не нужно Его искать в
другом месте; молитва есть неудовлетворенность человека
условиями его существования. Разве Бог может желать
этого?
Именно такие и
подобные им воззрения оттолкнули от молитвы многих
священников, монахов и монахинь и мирян. Они желают найти
Бога лишь через отдание себя другим, в задушевной встрече с
другими. К несчастью, следствием всего этого зачастую бывает
забвение перспектив веры. Такие люди постоянно ссылаются на
Евангелие, но в их евангелии для веры уже почти не осталось
места, это какое-то изувеченное евангелие, превратившееся в
некий возвышенный устав человеческих отношений. По
прошествии некоторого времени люди, вставшие на такой путь и
прошедшие его до конца, уже более не понимают, какую роль во
всем этом играет Христос и Его учение. Мир сей навязал им
своих воззрения.
Человек,
утверждающий, что единственный путь к любви Бога проходит
через любовь к другим, без всякого сомнения, искажает мысль
апостола Иоанна, содержащуюся в его Первом послании. Он
говорит и повторяет, что, если мы притязаем на любовь к Богу
и не любим других, мы – лжецы. Высшая точка отсчета это
неизменно Любовь Бога к нам. Нет сомнений в том, что
практический путь, позволяющий нам узнать любим мы Бога или
нет, это наша взаимная любовь. Свидетельствуя другим нашу
нежность и интерес, мы открываем, что любим Бога поистине
или только на словах.
Также мы можем
непогрешительно утверждать, что Бог явил нам Свою Любовь
через все творение и особенно через нежность и интерес
проявленные к нам другими. Это обладает огромным значением
для молитвы. В конце концов, забота о других должна иметь
большее значение, нежели наша озабоченность собственным
совершенством. Само наше единение с Богом может
осуществиться лишь при условии, что самые близкие к нам люди
также будут наиболее органичным образом включены в него.
Если же у меня нет глубоких связей с другими людьми, если я
не связан с ними узами идеальной общины, через нежность,
через любовь, которая заставляет меня выйти за пределы моей
самости и открыться навстречу другим, то весьма сомнительно,
что я действительно смогу сподобиться божественной
благодати.
Многие люди,
обладающие так называемой глубокой внутренней жизнью,
страдают оттого, что никогда у них не было мощной связи с
другими, которая могла бы вывести их за пределы самих себя,
дабы приобщить к жизни в общении с другими. Многих людей
реальное общение в вере открывает навстречу целому миру.
Именно так люди, давшие обет целомудрия, переживают свою
связь с членами Мистического Тела. Узы познания, дружбы,
нежности или любви, связывающие их с другими, оставляют их
сердце свободным для единой любви к Богу. Но эта любовь к
Богу отнюдь не исключает их глубочайшую интимную связь с
лицами иного пола. Такая интимность может вылиться в союз
столь сокровенный, что он станет наиболее совершенным
образом того, чем в мире сем может быть интимность,
растворенная Божественным Светом.
Однако здесь не
следует впадать в иллюзию, ибо под покровами духовнейшей
любви может скрываться желание вкусить плоды любви плотской.
Опыт духовной любви помогает обрести Бога, но при условии,
что эта любовь остается поистине целомудренной и
остерегается проявлять себя плотским образом. В противном
случае человек погружается в прелесть и
мечтания.
Каким образом можно
удостовериться в том, что в нашей встрече с другими, в их
любви мы встречаем Бога? И опять-таки, единственная
возможность удостовериться в этом заключается в следующем:
необходимо вновь обратиться к Евангелию и добросовестно
перечитать его, не окрашивая прочитанное нашими мыслями или
эмоциональностью. Единственный вопрос состоит в следующем:
«О какой любви говорят Иисус и апостол Иоанн? О той ли, о
какой ныне говорят столь много?»
Христа окружала
группа друзей, и среди них были женщины. Христос же остается
мерой христианского целомудрия и всех наших отношений с
людьми, нашими братьями. Вся Его земная жизнь состояла из
встреч с людьми, научения их, сокровенных бесед с ними,
забот о них и внимания к ним. Поистине, отдавая Себя нам,
страдая за нас, Он «заново обрел» Своего Отца. Лишь после
того, как Он приобщил нас к Себе, сделал причастниками
Своего плана спасения, Христос вошел в Лоно Отчее. Мы должны
поступать так же, и вернуться к Богу с другими людьми, через
них и в них – со всеми теми, кого Бог поместил рядом с нами,
дабы в наиболее истинном смысле они стали путем нашего
спасения.
24. Евангелие и
наша молитва
Цель молитвы —
внутреннее соединение нашей жизни с жизнью Христа силою Его
благодати. Однако эта благодать есть таинственный дар Бога,
общение, существование и следствия которого мы познаем лишь
через Христа. Цель нашей молитвы, источник благодати, мы
можем постичь лишь через веру, дарованную нам Христом. Общие
причины всего этого мы можем открыть лишь в Евангелиях и
прочих текстах Нового Завета.
Некоторые недалеки
от утверждения, что необходимо написать новое Евангелие,
дабы получить весть Христа для современного мира. Им
хотелось бы получить Евангелие, приспособленное к актуальным
идеям, принявшее их, и незаметно проскользнуть в них. Однако
они забывают о том, что у священных авторов Нового Завета не
было подобного отношения к идеям своего времени. Лучше, чем
кто-либо, они знали, что Христос восстал против
злоупотреблений и против общепринятых идей. Евангелие,
«бестрепетно» принимающее всю «злобу дня» современного мира,
есть нечто вполне несбыточное. Христос пришел осветить
человеческие деяния изнутри, а не извне. Именно на основе
этого внутреннего правосудия мы будем судимы, а не по
лозунгам, вошедшим в моду.
Следовательно, мы
не должны читать Евангелие, опираясь на современные
критерии; напротив, мы должны свободно отдаться его
«разбирательству». И здесь более нет речи о суде, ибо тот,
кто ищет Царство Божье, не будет судим; действительно, он
уже вошел в любовь Христову.
Наша молитвенная
жизнь подготавливает нас к свободному, осуществляемому
Христом преображению. Как это происходит? Силою благодати,
действующей в нас, когда мы устремляем наши сердца и умы к
познанию Христа.
Когда я пытаюсь
понять то, что Христос желал выразить, например, в Нагорной
проповеди, я не могу притязать, что я сразу же пойму, о
какой нищете Он хочет сказать, какую кротость или какую
чистоту Он имеет в виду. Вначале я их понимаю в свете
воспринятых мною идей. И все же я знаю, что в учении Христа
они обладают более глубоким значением. Действительно, в
качестве идеала Он предлагает Свою нищету, Свою чистоту
сердца, Свою кротость.
Я должен признать,
что не могу собственными силами прийти к этим добродетелям.
Когда я пытаюсь понять слова Иисуса, обращаясь за помощью к
другим умам, я смиренно внимаю божественной благодати,
таинственно действующей в моей душе. Действительно, здесь, в
этом делании внутреннего внимания обретается моя молитва. В
крайнем случае, я могу получить глубокие познания о
содеянном Христом, не опираясь при этом на свет моей веры.
Однако моя истинная молитва пребывает в делании веры,
которое в ночи вверяет меня действию Бога.
Христос говорит
мне: «...кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое; и Отец Мой
возлюбит его, и Мы придем к нему и обитель у него сотворим»
(Ин 14:23). И Они пошлют ему Своего Духа, Духа истины,
просвещающего все и вся. В этом состоит сама реальность
духовной жизни, но вне действия благодати мы этого осознать
не можем.
В молитве и в
делании мы пытаемся, по мере наших сил, сообразоваться
Христу, подражая Его поведению и Его отношению к Отцу. Но мы
прекрасно знаем, что все это останется вне нас, если
внутренне мы не предадимся действию благодати
Христовой.
Христос ясно
сказал, что Его слова суть Дух и Истина. Однако необходимо,
чтобы мы согласились принять внутри нас действие этого Духа
и этой Истины. Итак, следует навсегда отказаться от
уверенности в том, что мы поняли реальный смысл слов Христа.
Мы с легкостью познаем их «оболочку», но их «сердце» и
«костный мозг», то есть Христос, навсегда останутся
тайной.
Вместе с тем,
каждое слово Христа было сказано мне, и его смысл
осуществится лишь тогда, когда это слово меня преобразит.
Итак, необходимо подходить к Евангелию в полной искренности,
дабы оно смогло нас измерить, рассмотреть и преобразить.
Поэтому в медитации и созерцании наше внимание никогда не
должно задерживаться на словах, но должно пытаться
утвердиться на Том, Кто их произнес и Кто живет вечно.
Евангелие есть лишь своего рода точка опоры для раскрытия
Христа, Который пережил эту благую весть – ее
провозглашая.
Я должен в свободе
предаваться Евангелию во всех обстоятельствах моей жизни,
усиливаться к тому, чтобы оно сияло в моем уме во всей мощи
его речений. Но совершить такое могут лишь взгляд и сердце в
вере, утвержденные на Самом Христе. Этому можно научиться,
поэтому-то создавали свои творения евангелисты, а вслед за
ними – множество духовных авторов.
25. Образ Бога
невидимого
Наша молитва
принесет плод свой и достигнет своего идеала тогда, когда мы
узрим образ Бога невидимого. Мы не можем видеть Бога, доколе
пребываем в мире сем. Но мы знаем, что однажды мы «увидим
Его, как Он есть», ибо мы уподобимся Ему (1 Ин 3:2). В этом
видении Бога познание достигает своего совершенства и
расцветает в полноте жизни.
Именно к этому мы
устремляемся с первых наших шагов на молитвенном пути. Мы
еще не познали Бога, но мы слушаем то, что Сын говорит нам о
Нем. С широко открытыми очами, исполненными поклонения и
жажды, мы воспринимаем Его откровение о сокровенной жизни
Бога и месте, которое Он нам здесь уготовал. Этот
божественный мир наполняется для нас жизнью
по мере того, как мы через веру соединяемся с ним и
предаемся благодати, дабы она преобразила нас.
Соответственно мере нашей веры эта тайна становится нашей,
мы живем в ней и ее переживаем.
Вслушиваясь в слова
Христа, вглядываясь в Его действия, мы пытаемся наделить
«чертами лица» этого Бога, Которого увидеть невозможно.
Поистине в нашей вере мы зрим образ нашего Бога, но мы не
можем наделить Его чертами лица.
Мы знаем, что Бог
нас любит и что Он обращен к нам. По-этому-то мы неизменно
пребываем перед образом Божьим, воспринимаем отблеск Его
благости и любви. Так, постепенно, в молитве, я уподобляюсь
Самому Сыну, Который не может отвести взгляда от Образа
Отца, ибо в этом взгляде Он – Сын. Образ Бога раскрывается
перед нами как некое присутствие, которое утверждается
внутри нас, но нас не «заколдовывает». Мы остаемся
обращенными к этому присутствию, ибо мы его желаем и
стремимся быть перед Богом Его сыновьями.
Именно так – не
наделяя Бога чертами лица – мы неизменно пребываем перед Его
Образом, а Его таинственное сияние нас преображает. Мы не
можем сами преобразиться в Бога. Лишь Он один может
совершить это, и Он совершает это в меру нашего согласия
оставаться в отблеске Его света. В этом завершение всякой
молитвы.
В конечном счете,
молитва есть согласие отказаться от себя, более не цепляться
за человеческое, дабы броситься к другому берегу, туда, где
обитает Бог, и который есть Бог. Человек, который полагает,
что он может и без этого достичь истинной молитвы, пребывает
в духовной прелести. Я знаю, насколько утешительно в порыве
к Богу ощущать поддержку, исходящую от сопряженных с моим
устремлением усилиями тех, кого я люблю. Я знаю, что их лица
помогают мне наделить Бога чертами лица. Я знаю, что мы
нуждаемся в этой помощи, ибо мы сотворенные существа! –
люди, и что не следует уподобляться ангелам. Однако
наступает пора, когда эта человеческая теплота должна
уступить место Божественному Жару, а эти человеческие черты
стушеваться под страхом навешивания маски на Образ
Бога.
Рано или поздно
такое очищение должно начаться в жизни того, кто желает
прийти к видению Бога... Возлюбленные наши по-прежнему,
более чем когда-либо, будут находиться здесь, но сам их лик
преобразится, как преобразился Лик Христа после воскресения.
Более чем когда-либо они будут присутствовать внутри нас, но
это будет происходить во свете прославленного Христа. К тому
же сами они, уже здесь на земле, участвуют в этом
воскресении, уже отныне они преображены, а то, что они есть
поистине, начинает раскрываться (см. 1 Ин
3:2).
Именно в этом
всеобщем преображении, совершаемом Духом, осуществляется
обетование Христа: «...да будут все едино, как Ты, Отче, во
Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино» (Ин 17:21).
Само это единство не нам дано реализовать на уровне
естественных человеческих привязанностей и чувств –
утверждение единства есть делание Самого
Бога.
Поистине наше
совершенство нельзя отделить от совершенства других людей,
как нельзя его отделить от совершенства Христа. Мы не можем
спастись в одиночку. Вся Церковь и все человечество
участвуют в нашем поиске, особенно те, кого Бог поместил
рядом с нами. Важно, чтобы их присутствие и их лица не были
препятствием для сияния, исходящего от Присутствия и Образа
Бога.
Никогда нам не
будет дано сказать: «Боже мой, я поистине познал Тебя».
Вплоть до конца времен и после упразднения времени мы
по-прежнему будем находиться в поисках этого Образа Бога, и
наша близость с Ним будет все более и более возрастать, но
никогда нам не будет дано сказать: «Боже, я познал Тебя, как
Ты Себя знаешь; я вижу Тебя, как Ты видишь Себя»... Сие
потому, что Бог есть Бог, а я навеки останусь делом Его
рук.
Таковы суть
перспективы веры. Они могут показаться слишком обширными,
слишком удаленными... Однако нет слишком высоких гор.
Достаточно выйти на дорогу и довериться проводнику. В
молитве Бог становится настолько близким, что огромная гора
в конечном счете превращается в песчинку, зарытую в глубине
сердца.
«И
Дух и невеста говорят: прииди! И слышавший да скажет прииди!
Жаждущий пусть приходит, и желающий пусть берет воду жизни
даром... Свидетельствующий сие говорит: ей, гряду скоро!
Аминь. Ей, гряди, Господи Иисусе!» (Ин
22:17-20).
|