ВТОРАЯ ЧАСТЬ  

Практика молитвы 

9. Время молитвы 

Как нам кажется, сегодня трудно убедить хороших христиан, монахов, монахинь и священников отводить особое время для молитвы. Я хорошо сознаю, что выражение «отводить особое время для молитвы» вызывает гневную реакцию у тех, кто полагает, что они более не нуждаются в молитве. Действительно, если человек считает, что самое главное это уделять время другим или посвящать все свое время общению с другими, то он уже не понимает, чего ради следует уделять время для беседы с Богом. Для многих непосредственное обращение к Богу потеряло всякий смысл; осталось лишь обращение к Богу, обретенное в общении с другими. Тем не менее, если мы хотим, чтобы дух молитвы (о которой речь шла в первой части) расцвел в постоянном внимании к тайне Божьей, трудно понять, как это может осуществиться, если мы не желаем уделить этому хотя бы малую часть нашего времени. Действительно, некоторые вполне могут каждый день уделять более или менее длительное время молитве. Другие лишены такой возможности, третьи же могут уделять время молитве от случая к случаю, вечером или утром, идя куда-нибудь или же во время работы, которая не занимает ум. Важно, чтобы наше, обычно рассеянное, внимание к постоянно присутствующей любви Бога становилось, хотя бы на протяжении нескольких минут в день, вниманием всецелостным. Несомненно, отношение ко Христу и Богу, которое онтологически занимает первенствующее положение в Евангелиях и Посланиях, само по себе требует не какого-то отдельного периода времени, но полной вовлеченности всего человеческого существа. Между тем, в наших – человеческих – условиях существования мы можем это осознать и отвести этому важное место в нашей жизни лишь при том условии, что найдем время, которое потребно для этого внимания. Трудность заключается в том, что внимание к невидимому есть нечто весьма тяжкое для нас, ибо оно может поддерживаться только верой. Церковь это хорошо понимает, поэтому она учредила времена для молитвы, которые суть времена внимания к божественной тайне, сокрытой в «ткани» мироздания. По этой причине она особым образом выделила День Господень – Воскресение – с его последованиями и молитвословиями. Очами Христа Церковь созерцает в Нем божественную тайну и к этому призывает своих верных. Церковь прилагает усилия к тому, чтобы они, пребывая в священном времени, осознали то потустороннее времени, где Бог – есть. Церковь, которая «зрит», призывает нас внимать во времени, в месте, которые становятся точками опоры для созерцания невидимого и вечного. Время, «скроенное» из ткани наших жизней, становится знамением потустороннего времени и пространства. 

Церковь призывает священников, монахов уделять как можно больше времени для вникания в божественное, ибо в этом заключается их функция в Церкви. Желание отбросить этот закон, состоящий в отдании времени, искажает их при­звание. Ибо отданное время есть опыт самоотдачи. Когда мы отдаем свое время, мы даруем наше внимание, наше присутствие, все, что мы можем даровать. Мы здесь ради другого человека. Молящийся пребывает здесь ради Бога, – во имя Бога, Который пребывает здесь ради этого другого человека. 

Этот закон отдания времени есть сама основа человеческих отношений. Молодой человек, ищущий любви молодой девушки, разве скажет он ей: «Вы знаете, что я люблю вас, но у меня нет времени для вас»? Что почувствует жена, если ее муж, вернувшийся с работы, откажется уделить ей хотя немного своего времени? В даровании времени человеком выражается его присутствие и дарование самого себя. 

Я прекрасно знаю, что некоторые выступают против времени, посвященного отношениям с Богом, ибо Бог невидим. Однако Христос достаточно много сказал нам об этих отношениях, дабы мы могли их себе усвоить. Он отчетливо сознавал трудность, которую могли испытывать апостолы, когда они молились их Отцу, Который на Небе, ибо Отца никто никогда не видел. Но Христос укрепил их и дал им точку опоры, сказав: «Видевший Меня видел Отца». 

К тому же Христос, будучи истинным Сыном Божьим, находил время для личной молитвы, о чем многажды нам повествуют Евангелия. Эта молитва была Его вниманием к Своей связи с Отцом. Некоторые полагают, что Он совершал это лишь ради нашего назидания. Но я полагаю, что, будучи человеком, Он не мог не отводить время молитве. В чрезвычайно конкретном смысле Он нуждался в этом времени, дабы в Его человечестве в полной мере раскрылось сознание Его связи с Отцом. Эту вечную связь Он должен был воплотить во времени Своей человеческой природы. К тому же мы знаем, что Он проводил долгие часы, а иногда и целые ночи в молитве. 

Касательно отводимому для молитвы времени, вполне нормально, что Церковь в этом отношении устанавливает нормы для верных, для священников и для всех тех, кто посвятил свою жизнь монашеству. Но в современном контексте разумно и справедливо предоставлять некоторую свободу применительно к этим нормам. Главное в том, чтобы каждый в обязательном порядке посвящал вниманию к связи с Богом время молитвы, соответствующее его личным потребностям. Некоторые молятся тогда, когда желание молиться возникает в их сердце, и они не хотят устанавливать для молитвы те или иные рамки. Другие же, напротив, не способны к такой свободе. И в этом случае им необходима более строгая дисциплина. К тому же такая дисциплина окажется для них великим подспорьем, ибо, вопреки распространенному мнению, разумные навыки суть факторы свободы. 

Когда человек обретает постоянную связь с Богом, время исполняется новым смыслом. Действительно, отныне малейшее мгновение способно стать точкой включения в нашу жизнь взгляда, устремленного в бесконечность. А блеснувшая мысль способна открыть нам, пребывающим во внимании веры, доступ ко всей полноте божественной тайны. В вере время преображается в вечность, и человек, обретающийся в ней, сподобляется обожения. Такова ценность времени для того, кто желает обрести Бога. 

10. Молитва общинная и молитва одиночная 

Обе формы молитвы восходят к истокам христианства. Господь научал Своих учеников, что, когда они захотят молиться, они должны уединиться и здесь пребывать один на один с их Отцом Небесным. В другом месте Он сказал, что когда двое или трое соберутся во имя Его, то Он находится посреди их. 

Однако в наши дни считается хорошим тоном дискредитировать личную молитву, как если бы она была следствием духовного эгоизма и желанием уйти от требований любви к другим. На это можно было бы возразить, сказав, что многие ищут в общинной молитве человеческую теплоту, а не лик Господа. Если, с одной стороны, перед нами желание собраться вместе, го, с другой стороны, присутствует страх оказаться лицом к лицу с самим собой. 

Таким образом можно спорить без конца, но опыт показывает, что, в конечном счете, великие жизненные переживания, великие испытания происходят тогда, когда человек погружается в одиночество перед лицом Бога. Ныне существует сильная тенденция более не рассматривать спасение в качестве личного делания. В определенном смысле я готов охотно в это поверить; я также верю в то, что в потустороннем смерти мы образуем проникнутую сокровеннейшим единством общину святых. Однако мне непонятно, каким образом смерть может быть чем-то совместным; и каждая страница Евангелия мне напоминает о том, что всякий человек должен лично отчитаться перед Богом. И в это мгновение кто окажется рядом с человеком, дабы говорить в его пользу? «...две мелющие в жерновах: одна берется, а другая оставляется» (Мф 24:41). В этом состоит высшая истина человеческого существования. Мы живем в общине, но Бог избирает нас каждого по отдельности, и в конце концов каждый отвечает за себя перед Богом. 

Я прекрасно понимаю, что отшельник не обязательно ближе к Богу, нежели христианин, затерявшийся в огромной воскресной толпе. Однако, наряду с этим, некоторые из тех, кто в воскресной толпе возносят молитвенные песнопения и ощущают присутствие рядом с ними своих братьев и сестер во Христе, возможно, являются лишь духовно мертвыми членами Церкви, которая живет вопреки их смерти. 

Есть христиане, которые воображают, что они находятся ближе к Богу, если молятся в одиночку; но в действительности они не в состоянии возвыситься над собственным малым совершенством, из которого они сотворили идола. Наряду с этим встречаются люди, которые переживают глубокое пьянящее чувство, порождаемое общинной молитвой. Однако на деле они не выходят за пределы бескрылого сентиментализма. Самого Христа они настолько уравняли с прочими членами общины, что для своего приближения к Нему нуждаются лишь в неком расплывчатом чаянии и в некой двусмысленной любви. Обе эти формы молитвы могут превратиться в своего рода духовную трясину. 

Мы показали, что внешняя форма не определяет ценность этих двух способов молиться. Теперь следует раскрыть совершенство, присущее каждой из этих молитв. 

Как народ мы шествуем к нашей окончательной судьбе, как народ Божий, как избранная община, как стадо, которое пасет Христос, наш Пастырь. Мы продвигаемся как Церковь Христа, и эта Церковь не распадется после смерти своих членов. Мы образуем некое тело, Мистическое Тело Христа. Следовательно, совместно мы славим Христа, Которого ищем, Которого принимаем. В Небесном Иерусалиме мы опять-таки совместно воспоем Того, Кто нас искупил. 

Ради этой неизмеримой общины Церковь создала Литургию и молитвенные циклы и последования, являющиеся выражением ее веры во Христа и культа, который мы должны Ему воздавать. Принимая участие в этом культе, мы конкретно начинаем жить в «ритме» Вселенской Церкви, молясь едиными сердцем и устами. Однако следует признать, что такая молитва, такой культ могут продолжаться только в том случае, если, подобно всякой Литургии, они сохранят достаточную меру священного, позволяющего им соответствовать каждому времени и каждому месту. Необходимо существование такой Литургии. Она выражает вселенскость веры. Общинный трепет, ее пронизывающий, неизменно обозначает все то, что есть в нас человеческого за пределами эмоциональной области, и ему соответствует. 

Эта форма молитвы вовлекает в свой ритм всю мощь переживания, каким человек желает наделить свою связь с Богом. Поэтому необходима молитва в группах, с более ограниченным числом участников; такая молитва позволит личностям более свободно раскрыть посредством общинных способов выражения присущую им эмоциональность и интеллектуальность. Подобное желание, не удовлетворенное в Церквах, слишком сильно прилежащих традиции, вызвало к жизни множество «катакомбных» церковных общин. Такие христиане ищут более глубокую и истинную молитву. Однако необходимо признать, что подобная общинная молитва изолированных групп способна воспрепятствовать участию в постоянно необходимом культе Вселенской Церкви, а также всякой личной молитве. 

Используя обе эти формы общинной молитвы, мы не должны забывать о том, что личное отношение к Богу есть нечто основополагающее и что, если мы не будем ее постоянно взращивать, наша духовная личность окажется ущербной. К тому же восхождение на гору Божию великие мистики неизменно совершали в полном одиночестве. 

11. Научение молитве 

Были разработаны тысячи способов молитвы, учат искусству молитвы. И тем не менее, молитву не удается поместить в рамки какого бы то ни было метода, ибо она выходит за эти рамки, как только становится истинной молитвой. 

Если молитва есть выражение нашего отношения к Богу, связи с Ним, то можно ее определить на уровне действия и языка, или, более полно и реально, на уровне внутреннего состояния, которое свойственно каждому человеку и в котором и посредством которого выражается его отношение к Богу. 

Это порождает трудность: действительно, мы не можем придать внутреннее выражение нашему отношению к Богу (о чем я говорю), не выражая его при этом и с помощью установок, поступков, обрядов и слов. Поэтому, в конечном счете, существует искусство молитвы, которому можно научить и практика которого раскрывает человеку его собственную внутреннюю молитву и взращивает ее. 

Однажды апостолы сказали Иисусу: «Учитель, научи нас молиться». И Иисус научил их Молитве Господней. Предлагая им некую формулу молитвы, Он в то же время раскрыл им существование Божественного Отцовства и научил их хвалить Бога и Его славу, жаждать его Пришествия, а также просить о самой насущной помощи. 

С того дня апостолы знали, как выражать свои чувства и мысли в молитве. Молитва Господня стой поры миллиарды раз была произнесена на всех языках земли. Она стала молитвой христиан, молитвой, удовлетворяющей потребности каждого, ибо это была молитва Самого Господа, молиться которой Он Сам научил Своих учеников. 

Нас спрашивают: «Что произносить, когда мы желаем молиться, ибо нам трудно молиться без слов?» Отвечая на этот вопрос, следует направлять их к молитвенному сокровищу Церкви. Это сокровище было собрано на протяжении веков, и псалмы и молитвы пророков занимает в нем особое место. В них эти великаны веры выражали свою душу, духовным взором погружаясь вплоть до глубин Божьих. Миллионы христиан читают и поют эти тексты, дабы постоянно возрождать в себе сознание Божьего присутствия в мире сем и в вере устремляться к Нему. На протяжении эпох эти тексты обогащались смыслом, и в них до сих пор ощущается духовное горение мистиков: «Услышь, Боже, вопль мой, внемли молитве моей! От конца земли взываю к Тебе в унынии сердца моего» (Пс 60:2-3). Так молятся миллиарды людей, очи которых обращены к потустороннему мира сего, которое есть владение Бога. 

Для научения молитве достаточно обратиться к этим текстам, их читать и перечитывать, следуя за движением мысли, которая постоянно переходит от нашего мира к миру Бога. Вкушающий тексты псалмов уже вкушает реальность, к который они нас пробуждают: «Боже! Ты Бог мой, Тебя от ранней зари ищу я; Тебя жаждет душа моя» (Пс 62:1). Научаться молитве значит постоянно возвращаться к этим текстам и прилагать усилия к тому, чтобы из них постепенно высвобождался Образ Божий. 

Но может случиться так, что эти тексты теряют для нас всякий «вкус», а само Евангелие становится чем-то пресным. Все, что доселе служило опорой для веры, теряет всякий смысл. Когда душа человека оказывается в таком состоянии, она снова начинает умолять и упрашивать о том, чтобы ее научили молиться: «Я полагал, что умею молиться! Но я вижу, что все, что я совершаю, ведет меня в никуда». 

И такой человек ищет именно возможности молиться без текстов и без слов. Быть может, ему кажется, что он находится в состоянии так называемой теплохладности, но это совершенно не так. Просто он достиг такой степени своего духовного развития, на которой всякий язык кажется пустым по отношению к реальности, к которой он взывает. Язык теряет всякий смысл... Человек желает неким прямым и непосредственным образом охватить связь между собой и Богом, которая выковывается в молитве. 

Чему его надо научить? – именно безмолвию; научить его принимать безмолвие всякого человеческого языка, дабы обрести внимание к иному языку. Человек, который достиг этого, научился молиться в вере. Если я прошу помощи у Бога, то это предполагает, что я верую в то, что Он может вторгаться в мир сей. Если я прославляю Бога, то это означает, что я верую, что моя хвала достигает Его в самой Его Славе. Если я безмолвно стою перед Ним, охваченный чувством поклонения, то это означает, что верую в то, что Он – мой Бог. Когда меня охватывает глубочайшее чувство Божественного Присутствия, я постигаю смысл этого в делании моей веры. 

В конечном счете, если человек желает молиться, он должен научиться постоянно переходить от мира, в котором он живет, к миру веры, познать которую Христос пришел научить нас. Когда человек постиг сущность молитвы, он может использовать любой образ ее совершения, подобно владеющему многими инструментами музыканту, который обращается к тому из них, который ему больше нравится во время наступившего вдохновения. Есть много таких людей, которые суть музыканты, но не владеют ни одним из инструментов. Равным образом, есть люди, постигшие суть молитвы, но которые никогда не овладели каким либо способом ее совершения. Напротив, подобно тому, как существуют люди, играющие на каком-нибудь инструменте и не являющиеся при этом музыкантами, так же есть люди, которые совершают молитву, но при этом по-настоящему не молятся. Но тому и другому можно научиться: и духу молитвы и многообразным способам ее выражения. 

12. Обучение способам молитвы 

Способы молитвы соответствуют нашей глубинной установке относительно Бога. Следовательно, их следует изучать подобно тому, как изучают игру на каком-нибудь музыкальном инструменте. Но при этом следует четко различать между тем, что представляет собой школьное упражнение, от того, что является глубоким вдохновением, его одушевляющим. 

Существуют методы простые и методы более сложные, некоторые из которых столь рафинированы, что недоступны большинству верных. Лишь опыт покажет, какие методы молитвы лучше всего нам подходят. Некоторые больше подходят монахам, нежели мирянам; но каждый христианин должен иметь доступ к методам, которые Церковь считает полезными, а в том или ином конкретном случае к методам, изучить которые можно в нехристианских религиозных школах. 

Когда человек приступает к изучению способов и методов молитвы, он должен сохранять трезвение. Как таковой ни один из методов не дает доступа к Самому Богу. Метод лишь помогает нам достичь состояния, которое облегчает в нас развитие веры и покорности Воле Божьей. 

Проблема выбора метода почти не возникает в том случае, если человек не должен посвящать определенное время молитве. Христианин совершает краткую молитву утром и вечером, прочитывая несколько молитв или то или иное место из Священного Писания. Также он может поразмыслить над прошедшим днем, испрашивая прощения у Бога и прибегая к Его заступничеству. 

Вопрос о методе возникает тогда, когда человек должен посвящать молитве строго определенное время. В его жизни молитва становится упражнением, которое он старается выполнить наилучшим образом. Обычно предлагается так называемый медитативный метод. Выбирается какой-нибудь текст Священного Писания или изложение какого-нибудь положения веры, которые затем последовательно подвергают экзамену ума и сердца. Анализ проводится для того, чтобы раскрыть духовное значение текста; в конечном счете на основе этого анализа делаются выводы для личной жизни. Такое упражнение совершается в присутствии Бога, дабы ясно подчеркнуть, что это не литературный или экзегетический анализ, но размышление, которое должно четко выявить тайну веру и более глубоко внедрить ее в наш ум и наше сердце. 

Посредством такой медитации мы должны достичь возрастания веры и более ясного видения божественной тайны, представленной в тексте. Однако оценить такое возрастание веры довольно трудно, а критерии успешного исхода медитации зачастую оказываются чем-то внешним по отношению к ее цели. Я задамся вопросом, сделал ли я успехи в постижении текста и был ли я рассеянным или нет. 

«Моя медитация была плохой» – часто означает: «Все время мне хотелось спать» или «Я был ужасно рассеян». Эти критерии есть нечто внешнее по отношению к центральной проблеме, какую представляет собой основополагающее состояние покорности Воле Божьей. 

Существуют чрезвычайно разработанные методы сосредоточения, которые порождают в уме и сердце глубокий покой. Такое внутреннее состояние может быть достигнуто при помощи соответствующих технических приемов. Если человек проявит достаточно строгости и постоянства, он может достичь внутреннего совершенного состояния покоя, чуждого всякого восприятия и помышления. Ум сосредоточен на себе и как бы «восседает» в неизмеримом покое. Является ли это состоянием молитвы? Все зависит от внутреннего расположения того, кто достиг такого состояния. Если он наслаждается глубоким миром, который есть лишь чувство совершенного внутреннего единства или единения с миром, то в этом нет никакой подлинной духовной истины. Но если все это рассматривается в восприятии веры и раскрытию навстречу божественному миру, то это – молитва. 

Никоим образом нельзя рассматривать метод в качестве чего-то необходимого. Следует им воспользоваться и затем заново обрести свободу. Дабы помочь тем, кто медитирует, удержаться в состоянии медитации, их удушают корсетом методов, которые следовало бы отбросить или пользоваться ими сохраняя свободу по отношению к ним. В этом состоит большое несчастье. Встречаются монахи и монахини, которые умеют молиться в полной свободе, ибо их научили разбираться во всем том, что касается употребления методов. 

В сущности, всякий метод есть принуждение, цель которого – помочь нам утвердиться в Боге. Прийти к этому естественным образом невозможно, ибо истины веры не являются чем-то нам соприродным. Следовательно, методы заставляют нас удерживать внимание помимо всех восприятий и естественных познаний. Человек, прибегающий к какому-либо методу, подобен тому, кто выкапывает колодец для того, чтобы напитать водой свое поле... Он не пытается найти воду, раскапывая землю то там, то здесь. Он выбирает место, где, как ему кажется, находится вода, приносит инструменты и берется за работу. Когда он добирается до первых влажных слоев земли, его охватывает чувство радости. Когда же он прикасается к воде, он начинает ликовать. Вода орошает его поле. Отныне ему остается лишь следить за тем, чтобы его колодец не занесло илом или грязью. Подобным образом искапывает в вере «кладезь» тот, кто ищет Бога, используя методы, которые ему наиболее подходят. 

13. Молитва богатого, молитва бедного 

Молитва богатого это молитва того, кто долго учился и может пользоваться более разработанными методами. Молитва бедного это молитва подавляющего большинства людей, христиан или нехристиан. Молитва богатого это молитва интеллектуала, избегающего слишком простой набожности, которую он считает недостойной своей науки. Бедный же укрепляет свою молитву всем тем, что, так сказать, попадает ему под руку. Он ищет какой-нибудь знак, который ему позволит выразить свою веру. Он не мудрит с методами, он в этом не нуждается. Он довольствуется простейшими формулами для выражения своей веры; постоянно повторяемая молитва по четкам укрепляет его веру вплоть до дня его смерти; он перебирает четки на протяжении недель между великими Отче Наш, какими являются Литургии. 

Всегда можно найти аристократов благочестия, у которых есть лишь презрение к молитве бедных. Эта тенденция бросается в глаза в Китае, где официальное конфуцианство неизменно с высочайшим презрением относилось к народному благочестию. Благодаря Бога в христианской Церкви такого никогда не происходило. Однако опасность постоянно присутствует, ибо многие принимают интеллектуализм за духовную жизнь. 

Необходимо упрощать и очищать народное благочестие, ибо, предоставленное самому себе, оно рискует впасть в грубое суеверие. Однако не следует забывать о том, что великие собрания верующих, которые в своем большинстве состоят из «бедных», о которых я говорю, нуждаются в формах молитвы, приспособленных к их человеческим потребностям, к их способу приближения к Богу. Наиболее прекрасные тексты не достигнут толпы верующих, если они не «инструментированы» для употребления народом верующих. 

В конечном счете, за Литургией богатый и бедный оказываются на одном уровне, когда наступает время безмолвия, когда тайна раскрывается в терминах столь простых, что она уже ни богатая, ни бедная. «Это есть тело мое, за вас приносимое. Это есть кровь моя, за вас проливаемая». Богатый знанием может войти в познание тайны лишь через веру. И возможно, что здесь бедный, не отягощенный грузом оценок и анализов, опережает богатого и первым достигает восхищения духа перед лицом Божественного Присутствия. 

«Отче наш, иже еси на небесех...» – здесь неуместны тонкие различения, которым стал бы предаваться богатый. Вместе с бедным он произносит одно и то же «Отче наш», и этот Отец, прозревающий сердца, не задерживается на тонкостях мысли. 

Замечательная особенность развития духовной жизни состоит в том, что тот, кто входит в нее, богатым мыслями и знанием, постепенно перестает их ценить и отказывается от владения ими, и это происходит по мере того, как он открывает для себя путь веры. Он постигает, что не утонченность мышления и, еще менее, не разработанность методов открывают доступ к Богу. По мере возрастания божественного света ему открывается тщетность накопленных им знаний. Также он открывает всю ничтожность собственной добродетели, которая недостойна какой бы то ни было божьей благодати. И он становится все более и более нищим перед лицом Бога. 

Его наука подобна бурному потоку, который умирает прикоснувшись к неизмеримости божественного океана. На место долгих размышлений приходит простое созерцание... В своей молитве он опирается на фразу, слово, мысль. Он во­шел как фарисей, благочестивый фарисей, но постепенно он стал подходить к самому центру святилища. Отныне и он, по-своему, оказался бедным среди бедных Бога. Он уже не знает, в чем состоит его правда, и ударяет себя в грудь. Призывая Бога, он может лишь произнести: «Боже», «Господи Иисусе Христе». Вот все, что у него осталось от прежнего необъятного знания. Но в этой нищете он раскрывает бесконечное богатство, которое ему через веру предлагает Бог. И на него начинает изливаться поток знаний и радости. Богач мира ума становится нищим перед Богом. 

А в то же самое время бедный, который способен прочитать лишь «Отче наш» и «Благословенна ты в женах», прилежно молится за Литургией и помалкивает, когда чего-то не понимает, этот-то нищий постепенно, сам не зная как, раскрывает бесконечное богатство божественной тайны. Он вошел в дом Божий через врата нищих духом. И его восхищенному взору, в вере принявшему свет Божий, открылось нечто такое, о чем он даже не подозревал. 

Почему этим нищим царствия Божия открыто столь многое и почему они столь глубоко понимают все это? Просто потому, что они неизменно хранят покорность свету Духа Святого. Они никогда не владели чем-то таким, чем можно было бы возгордиться, и они согласились быть тем, чем были, и Бог исполнил их Своей благодатью. 

Два пути существуют только для того, кто не пошел до конца. В конечном счете, в вере нет более ни богатого, ни бедного, ибо свет Божий достигает сердца, а не внешние покровы. Какими бы богатыми мы ни были, мы неизменно бедные перед Богом, и эта нищета есть наше величие, если мы согласимся воспринять Божье богатство. 

14. В безбожном мире 

Духоносцы переживали опыт духовной ночи и безбожной пустыни. Их молитва становилась бесплодной во вселенной, из которой удалился Бог. Их писания доносят до нас эхо их исполненных отчаяния воплей, которые они исторгали, во время своих поисков за Господом. Ныне же многим людям кажется, что Бог покинул мир сей. Он оставил мир на произвол судьбы; Он скрылся. Не стоит искать Его на вершине небес, ибо их более не существует. Кажется, что для Него более нет места в мире, который становится все более и более самодостаточным. И кто станет через молитву просить Его вторгнуться в само средоточие материальной истории, если у нас нет никакого представления о том, как Он может это совершить? 

Каждого из нас затрагивает это отношение к Богу, сложившееся в нашем мире. Почти несбыточным становится обращенный к людям призыв узреть присутствие Бога, действующего во всякой вещи. Они слишком боятся создать Бога по своему образу и подобию. Можно сказать, что Бог, возможно, есть не что иное, как сила, мощь, находящаяся в сокровенной глубине человека и вещей мира сего. Но как во всем этом заново обрести смысл молитвы? 

В действительности, такое современное состояние мира отнюдь не меняет реальности вещей. Если в нашем мире наука питает надежду однажды все объяснить, то человек никогда не сможет объяснить сам себя, ибо для этого он должен выйти из собственных пределов. И все же он объясняет себя, опираясь на слова Того, Кто был человеком и пришел извне. Но принять это откровение – значит внести в структуру мира некий сущностный элемент, благодаря которому молитва становится возможной. И у человека, который верует и созерцает исток своего бытия, первичное движение души состоит в глубочайшем поклонении перед Тем, Кто есть исток всяческих. 

Если мы немного поразмыслим над развитием науки, то заметим, что чем более она делает открытий, тем более ее горизонты расширяются, тем более ее проблемы становятся не только более значительными, но неизмеримыми. Почему вдруг, ни с того, ни с сего, этот закон должен измениться, дабы наконец источник всякой жизни стал контролируемым?.. Человек смог бы это сделать, если бы его ум смог стать тем единым и вселенским Духом, Который все это задумал... 

Смиренное предстояние перед этими тайнами уже есть молитва, ибо она повергает человека в духовное восхищение перед лицом непознаваемого. И даже если он колеблется дать этому имя, рассматривать это в качестве личности, в нашем современной мире человек должен заново обрести то чувство, какое во все времена он испытывал перед лицом тайн своего происхождения и предназначения. Проникновение в глубины атома или хождение по Луне лишь продлевает надежду на то, что однажды человек достигнет пределов вселенной. 

Для верующего христианина все значительно проще, ибо он знает, что Бог есть Отец всякой вещи и что все было сотворено Его Глаголом в животворящем дуновении Духа. Однако вместе с неверующими мы можем в простоте испытывать восхищение, которое может вызвать в нас даже прогресс человеческой науки. Мы можем взирать на всякую вещь с глубоким восторгом ребенка, предчувствующего тайну. Именно здесь вырабатывается основополагающая молитва у человека, соз­нающего величие «того, что» или «того, кто» стоит у происхождения всякой вещи. 

Также можно избрать путь личностного самопознания, проникновения в себя. Вопреки любым утверждениям психологов и психоаналитиков, человеческая личность есть тайна. Можно объяснить, почему человек действует тем или иным образом. Откуда я пришел? И почему я есть то, что я есть? Кто может мне это объяснить? И в данном случае человек опять-таки не может сам себя объяснить. Если я шествую путем самопознания, если я спускаюсь в сокровенную глубину моего «я», то все равно я сталкиваюсь с потусторонним моей личности, которое резонирует во мне, но которое я не могу ни исследовать, ни уловить. В сокровенной глубине собственного существа именно это повергает человека в состояние духовного восхищения перед тем, что он есть за пределами того, что он может сознательно уловить сам, и за пределами себя перед тем Другим, Который есть – и человек знает об этом – источник его происхождения. 

Неверующий отождествит этого Другого с сокровенной природой всякой вещи. Во Христе и через Откровение мы наделяем этого Другого образом и называем Его нашим Отцом, Отцом всяческих. Связь, которая нас объединяет, мы называем Любовью. 

Что нам мешает взять в качестве опоры то, что мы улавливаем в нашей собственной тайне, дабы создать в нас – в простом признании нашей связи с Богом – молитвенное состояние? Когда же мы осознаем жизнь, что пребывает в нас, пусть это осознание раскроется и преобразится в молитву. Когда мы ощутим в нас, в нашей плоти, в нашем сердце и уме могущество Любви, что может воспрепятствовать тому, чтобы это чувство завершилось молитвой к Отцу всякой жизни и всякой Любви? Когда мы ощутим себя любимыми, то озарим этот источник любви, который пребывает близ мысли о той бесконечной любви, что вдохновляет всякую другую любовь. 

Таким образом, молитва станет расцветом наших жизней и наших помышлений. Наше существование вновь почерпнет смысл в перспективах, которые будут оставаться столь же современными, сколь мир – молодым. 

15. Молитва «отсутствия» 

В начале предыдущей главы я говорил о том, что ныне человечество переживает опыт отсутствия Бога, по крайней мере тот опыт, который ему пытаются навязать люди, провозглашающие смерть Бога. Бог продолжает оставаться Богом живым в душах миллионов людей, но для миллионов других людей он исчез за горизонтом. Христиане испытывают влияние со стороны подобной ментальности, и для сохранения своей веры они должны очистить свое представление о Боге. Это со­вершенно законно и желательно, но делает еще более трудным делание веры. 

Если раньше у человека было обыкновение с легкостью молиться и ощущать близкое присутствие Бога, то отныне нужно ему посоветовать не цепляться за воспоминания о прошлом, но отказаться от слов и хранить безмолвие в созерцании, свободным от каких-либо образов. Действительно, в этом заключается единственный способ очистить выработанное им представление о Божественном. В вере он должен прилепиться к той вести, ради возвещения которой Господь явился на землю. 

Когда Бог приблизился к нам и приобщил нас к Себе через наш человеческий опыт, то Он сразу же от этого освободился, дабы воспрепятствовать нам созидать идола. Необходимо согласиться с правилами «игры» и перестать оплакивать наши прошлые пылкие устремления. То были лишь этапы, которые нужно было достичь и преодолеть. В переживании оставленности и пустоты Бог по-прежнему присутствует. Но это богопознание в отсутствии. Бог позволяет нам хотя бы отчасти уловить то, чем Он был; но тут же Он желает открыть нам, что Он – нечто иное. 

Для человека, который в молитве ищет Бога, это – всесозидающая истина. Итак, не стоит жаловаться, когда у нас возникает ощущение, что Бог нас покинул. Принимая глубины Его отсутствия, мы в самой тайне прикасаемся к Его бытию. Это – конкретное условие христианского существования. 

Любой человек, обладающий хотя бы самым малым опытом молитвы, согласится с теорией, но спросит: что делать, когда Бог отсутствует? Прежде всего, необходимо смириться с этим отсутствием и не стремиться искусственным образом заполнить его, так или иначе воображая присутствие Божие. И тем не менее, именно это многие делают или пытаются сделать, ибо для них невыносимо подобное ощущение беспомощности. 

Лучше всего сосредоточить внимание на неизреченности тайны и поместить это внимание в самый центр молитвы. Это и будет мирным ожиданием в ночи. Удержать подобное состояние возможно только в вере. 

И тогда полезно вновь раскрыть Священное Писание и перечитать тексты, которые нас более всего поразили. Перечитывая их, мы увидим, что они как бы потеряли для нас свой смысл. И это не потому, что мы более не верим, но потому, что в нас действует некий внутренний свет. Он дает нам понять, что до сих пор мы уловили лишь внешний покров истинного смысла. Если в один из дней нам покажется, что Евангелие теряет свое значение, то это потому, что Бог подготавливает нас к еще более глубокому постижению Евангелия. 

Человек, через личную молитву стяжавший подобный опыт, сохранит спокойствие перед лицом всего того, что происходит в Церкви. Ибо со Вторым Ватиканским Собором Церковь вошла в новую ночь духа. Вставшие перед ней проблемы столь же основополагающие, как и проблемы, с которыми она столкнулась в эпохи великих ересей. Она задается вопросом о смысле собственной непогрешимости, примате своего Понтифика, об истолковании Писаний и значении собственной традиции. 

Такое всегда происходила с Церковью и с мистиками в эпохи духовного кризиса. Необходимо, чтобы из кажущегося молчания Бога она соделала само основание собственной молитвы. Она знает, что вплоть до конца времен Дух содействует ей. Но в какой форме? Она во власти тревоги, ибо хорошо знает, что ее верность не есть простая приверженность к тому, что было всегда. Но она более не знает, как выразить собственную сущность, а иногда то, во что она верует. Верность Церкви выражается в ее состоянии полной покорности Духу... Но где дышит Дух? 

Невзирая на любые формы институциональных структур и языка, она смиренно внемлет Самому Богу, вникает в Евангелие, оставленное ей Христом. Подобно каждому духоносцу, она задается вопрошанием: «Действительно ли я до сих пор все понимала, и понимала правильно?» 

Вся в целом Церковь творит эту смиренную молитву. Поэтому-то в ночи у одних сны, а у других видения. Некоторые мнят, что они исполнены Духа, и болтают без всякого разбора. Другие же поистине исполнены Духа, но их глас слышится с трудом. Одни ищут в безмолвии, другие протестуют. Но ни у кого еще нет ясного понимания. Нужно ли из-за этого впадать в беспокойство? Необходимо, чтобы вся Церковь согласилась войти в пустыню и в ночь. Духоносцы научают нас, что именно тогда Бог наиболее трудится в глубине человеческих душ. В великом ночном молении человека Бог подготавливает излияние Своего Света. 

16. Сакраментальное присутствие и молитва 

Вот уже несколько лет, как изменились перспективы христианской духовности. Были приложены значительные усилия к тому, чтобы упразднить некоторые благочестивые обычаи. Сделано это было для того, чтобы глубже сосредоточить христианское благочестие на совершении Евхаристии и возвещении Слова. 

Вместе с тем, совершение Евхаристии восприняло настолько сильный общинный смысл, что для некоторых наиболее важным стало не то, что мы называем таинством, но соборная молитва. В очередной раз следует отметить, что это приводит к эксцессам. По сравнению с прошлым, христианин более не ощущает воздействия таинства, которое действуетех opereoperato. Он желает во всем этом иметь все более и более возрастающую причастность; и создается впечатление, что некоторые полагают, что единственно вера общины «творит» таинство и обеспечивает присутствие Христа. 

Тот, кто придерживается такого мнения, забывает, что совершает таинство, продолжая жертву Христа, не малая община, но вся в целом Церковь через служение, того, кого она наделила этой властью. Тот, кто забывает об этом, исполняется сознанием клана, которое вскоре затемняет сознание вселенскости. Во время Литургии Сам Христа являет Свое присутствие по слову того, кто есть Его священник в Церкви и для Церкви. Не имеет значения число помощников; Христос являет Свое присутствие только в Церкви и для всей в целом Церкви. Именно поэтому освященные хлеб и вино сохраняют «присутствие», когда верующие покидают храм. Место этого присутствия не ограничивается малым деревенским храмом или местом евхаристического собрания. Место этого присутствия – вся земля. 

Что происходит, когда священник произносит слова пресуществления? Кто может ответить на этот вопрос? Кто может горделиво заявлять, что он уловил реальность события, которое в это мгновение происходит? Необходимо держаться слов Христа: «Это Тело Мое, это Кровь Моя». В контексте Евангелия, прежде всего в дискурсах о хлебе жизни, смысл этих слов совершенно очевиден. В «хлебе» Он отдает Себя, а питие есть Его Кровь. Я могу довольствовать этим, а прочее оставляю богословам, зная, что их видение не будет более ясным, нежели мое в тот день, когда я буду призван созерцать, лицом к лицу, Бога Живого и насыщаться Его Славой. 

Такое сакраментальное присутствие есть незаменимая точка опоры для конкретной молитвы. Я могу увидеть божественное присутствие во всем мире, я могу представить появление этого мира по воле Бога, я могу осознать присутствие Бога в моей душе. Но я знаю, насколько трудно распознать знамения этого присутствия и насколько легко я могу впасть в заблуждение. 

Однако сакраментальное присутствие по своему характеру есть нечто иное. Оно было мне явлено и предложено Тем, Кто есть Слово и Совершенная Речь Бога. В евхаристическом служении и в обновлении Своего присутствия Он дарует мне знамение и место встречи, которые для меня есть гарантия Того, Кто является Истиной Бога. Он пригласил к Своему столу учеников и вместе с ними Сам совершил эту Евхаристию. Он пожелал, чтобы она была Его присутствием и даром Его жизни – от Его рождения до самой Его смерти, более того – до конца времен. 

Сказав: «Сие творите в Мое воспоминание», Он приобщил к единству этого мгновения все Евхаристии всех времен. Эти Евхаристии совершаются в больших собраниях верующих, в малых группах или даже при отсутствии верных. Но неизменно нам даруется присутствие всецелого Христа, всей неизмеримости Его Божества и всей «малости» Его человеческого существования. 

Поэтому Евхаристия Христа и Церкви есть молитва всецелая и идеальная. Все наши частные молитвы, все наши встречи с другими должны входить в евхаристическое таинство. В этом делании Христа, постоянно воспроизводимом Церковью, целостное присутствие и целостное действие Бога в нашей жизни находят свое непреложное выражение. Это – идеальная встреча Бога и Его народа во Христе и в Церкви. Вместе они преображают хлеб и вино во всеохватывающее присутствие среди нас Христа. 

Однажды явленное, Присутствие не может перестать быть таковым, ибо, как я уже говорил, это пресуществление в Тело и Кровь зависит не от нескольких собравшихся вместе верных, но от воления Церкви, которое выражается служением священника. Поэтому-то реальное сакраментальное присутствие должно в «человеческом граде» оставаться местом встречи Бога и людей. Это врата тайны, безмолвного присутствия, которое глаголет в Откровении Книги: «Я есмь хлеб жизни», – говорит Иисус (Ин 6:48). 

Что нам мешает при случае войти в храм и здесь обрести Того, Кто пожелал даровать нам Свое Присутствие? Это Присутствие пребывает здесь, знаменуемое и актуализированное в этом хлебе, ставшем пищей для наших душ. 

17. Постоянно молиться 

Некоторые неотступно заботятся о том, чтобы на протяжении дня умножать число молитв. Но я не думаю, что Господь требует этого от нас, особенно в нашем современном мире, где жизненный ритм настолько напряжен, что у человека не остается досуга для размышления, где все свободное время поглощается телевидением или общественными отношениями. 

Совершенно очевидно, что актуальные условия жизни отнюдь не располагают человека к тому, чтобы при каждом бое часов он останавливаться и творил молитву. Подобная механизация молитвы обладает достоинствами при определенном стиле жизни, но сегодня этот способ нельзя советовать другим. Остается необходимым следующее: время от времени мы должны предаваться размышлениям о Боге, то есть рассматривать нашу деятельность в рамках связи нашей жизни с Богом. 

В сущности, наши христианская жизнь есть не что иное, как наша человеческая жизнь. Наше существование и все, что нас воодушевляет, все, что нас касается, есть язык, к которому прибегает Бог, дабы достичь нас. И тогда стоит ли разыскивать Бога в другом месте? Основополагающим свойством нашей молитвы должно быть принятие нами условий человеческого существования. Но такое принятие включает принятие связи с Богом, ибо мир и все, что в нем происходит, есть язык Бога. Вместе с тем, в полной мере живя нашей человеческой жизнью, мы в нашей молитве должны настраиваться таким образом, чтобы принять, признать и выразить наше сущностное отношение к Богу. У некоторых будет неизменно присутствовать сознание этого. Для них вселенная всегда будет обладать глубиной, направляющей к божественному. Они постоянно пребывают в молитве, все и вся связывая с источником и конечной целью. Такая молитва от них не требует времени, ибо любое их делание совершается в молитвенном состоянии. Человека они неизменно созерцают в божественной перспективе, и от этого он не становится менее человеческим. Совершенно наоборот. Само состояние человека выражает его отношение к божественному и его духовное устремление к нему. 

Чтобы достичь, таким образом, непрестанной молитвы, важно через молитву воспринять видение мира, которое определяет ее внутренние качества. Если на протяжении дня возникнет потребность в досуге, для того чтобы обновить это молитвенное видение мира, найти его будет проще простого, ибо достаточно одного мгновения, чтобы в хвале, поклонении или благодарении обновить глубокое молитвенное состояние, длящееся на протяжении всего дня. 

Однако этот образ непрестанной молитвы трудно осуществим, ибо он предполагает слияние нашего мира с миром веры; но добиться этого можно лишь после приобретения долгого опыта внутренней жизни. 

Поэтому каждый по мере своих личных возможностей применяет к себе апостольское «непрестанно молитесь». Возможно, что наиболее легким способом достижения этого является неизменный отказ считать себя способным самому найти лучшее решение того, что мы должны выполнить. Когда нас охватывает нерешительность, беспокойство, забота о себе или других, мы должны обратиться к Богу, дабы испросить у Него помощи и совета. Многие не смогут это сделать, потому что уверены в том, что Бог не может им помочь и что Он возложил на нас ответственность за наши деяния и не ждет от нас обращения за помощью к Своему Духу. 

Способ, каким Бог способен нам помочь, остается таинственным, а еще более таинственен тот способ, посредством, которого Он способен помочь тем, за кого мы молимся. Трудность заключается в том, что мы не знаем, каким образом Бог может влиять на мир, который, как нам кажется, полностью зависит от воли людей. Я полагаю, что разрешить эту трудность может представление о том, что сотворение происходило не только в начале времен; оно продолжается во вселенной благодаря действию Божественного Духа. Нам кажется, что все предстающее перед нашими глазами объясняется своего рода детерминизмом сотворенного; и тем не менее, великая тайна, которая окружает миры, человеческую историю и мою личность, остается сферой Бога... и эта сфера охватывает наиболее сокровенное материи, духа и истории. 

В силу этого я посредством моего молитвенного состояния исповедую отношение, которое меня связывает с Богом, и я верую Христу, когда Он призывает меня постоянно молиться. 

Молитва христианина есть камень преткновения для неверующего, ибо этот последний в самом себе замкнул свой мир. Он рассматривает этот мир как нечто такое, чго Бог «извергнул» из Самого Себя... И все же мы должны ясно признать, что нет ничего такого, что могло бы быть «вне» Бога. 

От нас не требуется верить в то, что Бог изменит ход вещей, дабы исполнить нашу просьбу. Есть вещи неисполнимые, но многое другое может быть исполнено по нашей просьбе, ибо наша просьба составной частью входит в план Бога созидать мир и завершить историю. 

Я полагаю, что, в конечном счете, в нашем человеческом мире имеются глубокие, порождаемые свободой возможности, которые актуализируется в осуществлении наших человеческих желаний, объединенных с Волей Божьей. Поэтому я сохраняю дерзновение продолжать молитву... К тому же об этом меня просит Христос.