Символ 50\2006  

Жиль Кюссон SJ 

«Духовные упражнения» 

1. Содержание и структура текста. – Чтобы надлежащим образом представить небольшую книгу св. Игнатия Духовные упражнения, нужно провести различение между совокупностью разрозненных элементов, составляющих текст, и разнообразными – четко определенными – уровнями, по которым распределяются эти элементы: уровнями выражения и уровнями коммуникации. 

1) Различные элементы текста. – Любопытно, что книга Игнатия – еще до того, как будет объявлено ее полное заглавие, – открывается своего рода техническим и практическим Введением, предназначенным, прежде всего, тому, кто должен будет руководить выполнением Упражнений. Речь идет о двадцати «примечаниях», в которых определяется природа и цель Упражнений, возвещаются их основные этапы, именуемые «неделями», уточняются некоторые условия (различного порядка), необходимые для того, чтобы довести до конца описанное в Упражнениях духовное начинание: «Примечания, призванные дать представление о нижеследующих упражнениях и предназначенные в помощь тому, кто их должен преподать, а также тому, кто их должен выполнять» (1). Лишь под номером 21, после «примечаний», появляется полное заглавие Упражнений, соответствующее краткому описанию их существа: Духовные упражнения для того, чтоб одолеть себя и упорядочить свою жизнь, не отдавая предпочтение никакой беспорядочной привязанности. 

Следующий параграф (22) содержит то игнатианское «допущение», согласно которому утверждениям другого нужно а priori доверять: эти утверждения надлежит принимать с благоволящей любовью, даже если в них при необходимости подвергается проверке уже надежно установленное. Но принятие и любовь всегда способствуют пониманию и не позволят потеряться. Тем самым Игнатий помещает свои Упражнения в пространство диалога, того духовного обмена, который в искренних поисках истины оказывается выше умозрительных споров. 

Следующий затем параграф «Начало и основание» (23) – ключевой текст Упражнений, в котором подводится итог их общему обзору и происходит возвращение к исходному пункту. Он будет служить той постоянной точкой отсчета, на которой основывается необходимая для выполнения Упражнений установка: открытость, в смысле человеческого существования, воспринятого в свете веры. 

Если предыдущий текст соответствует этапу «подготовки к Упражнениям», то этот исходный пункт непосредственно сопровождается другим рядом духовных советов: сначала идет изложение техники частного повседневного исследования (24-26), затем – четыре приложения, связанные с доминирующим прегрешением (27-31); за ними – описание генерального исследования совести (32-42), и в довершение – размышления над генеральной исповедью и причастием (54). 

После этих преамбул, составляющих подготовительный этап и научающих обобщать содержание, что позволяет, по мере развертывания Упражнений, находить в них более гибкую практическую технику, открывается «первая неделя». Она включает в себя два «упражнения» по поводу греха (45-54 и 5-61); затем – упражнения на «повторы» (62-64), и в завершение – «размышления об аде» (65-72). По изложении всего этого материала первой недели следуют дополнительные указания относительно выполнения Упражнений, расписанные по дням: это «Приложения относительно того, как лучше выполнять упражнения и вернее достигнуть желаемого» (73-90). 

«Вторая неделя» Упражнений начинается с вводной медитации о Царстве, где «обращение к земному царю способствует созерцанию жизни Вечного царя» (91-100). Затем вторая неделя предлагает программу «созерцаний», распределенных по двенадцати дням: три дня посвящены тайнам детства и частной жизни Христа (101-134), один день – «игнатианским размышлениям», подготавливающим к этапу созерцания-выбора (135-157), и восемь дней отведены созерцанию публичной жизни (159-163). Это последнее (восьмидневное) созерцание сопровождается двумя дополнительными видами деятельности: рассмотрением «степеней смирения» (164-168) и трудом «выбора» (169-189). 

«Третья неделя» посвящает семь дней созерцанию Страстей Христовых (190-209). Оно сопровождается здесь первым рядом правил, предлагаемых размышлению затворника и призванных установить определенный «порядок вкушения пищи» (210-217). 

«Четвертая неделя» ограничивается тем, что в ней разъясняется смысл созерцания воскресшего Христа (218-229) и подвергаются углубленному толкованию тайны, возвещаемые этой неделей и предназначенные для созерцания. 

В завершение Упражнений предлагается «созерцание, имеющее целью обретение любви» (230-237) и «три способа молитвы» (238-258), полезные во всякое время жизни. И, наконец, предметному содержанию Упражнений, которое составляет пищу для созерцаний в затворничестве, подводится итог в своеобразном каталоге «тайн жизни Христа, Господа нашего» (261-312). 

Содержание книги дополняет сводправил, данных в помощь наставнику или выполняющему упражнения, в зависимости от ситуации. Они касаются разных тем и сфер деятельности: это правила для «различения духов» (правила первой недели, 313-327; правила второй недели, 328-336); правила «раздачи милостыни» (337-344); несколько замечаний относительно того, как следует разбираться с «угрызениями совести» (345-351); и, наконец, восемнадцать подлежащих соблюдению правил, необходимых для уразумения «смысла Церкви» (352-370). 

2) Уровни выражения текста – Чисто содержательное описание Упражнений наводит на мысль о наличии в тексте Игнатия разных уровней выражения. В исследовании, написанном со структуралистских позиций, Ролан Барт различает «четыре текста, уместившихся в книжице» св. Игнатия: буквальный, семантический, аллегорический и, наконец, анагогический. 

«Первый текст – тот, который Игнатий адресует наставнику затворников. Этот текст представляет уровень буквального смысла Упражнений, их объективную, историческую природу: действительно, критика убеждает нас в том, что Упражнения были написаны не для самих затворников, а для их наставников. 

Второй текст – тот, который наставник адресует выполняющему упражнения. Здесь отношение двух собеседников иное: теперь это уже не отношение чтения и даже не отношение научения, а отношение дарения; оно подразумевает доверие со стороны получателя дара и ободряющую нейтральность со стороны дарителя, подобно тому как это имеет место в отношениях психоаналитика и его пациента. Наставник дает затворнику Упражнения (поистине так, как дают пищу – или удар кнутом), обрабатывает их материал и приспосабливает его к передаче конкретным индивидам. Будучи пластичным материалом, который можно растянуть, сократить, сделать мягче или тверже, этот второй текст составляет как бы содержание первого (и поэтому его можно назвать семантическим текстом). Это означает, что если первый текст составляет уровень собственно дискурса (как он прочитывается в дальнейшем), то второй текст есть подобие аргумента. Именно поэтому эти два текста не обязаны следовать одному и тому же порядку. Так, в первом тексте Примечания предшествуют четырем неделям: это порядок дискурса; во втором тексте эти же самые Примечания, в которых речь идет о вещах, непрерывно соотносимых со всеми четырьмя неделями, уже не предшествуют им, но некоторым образом задают их параметры. Это свидетельствует о независимости обоих текстов. 

Но это еще не все. Первый и второй тексты имели общего деятеля: наставника затворников, в данном случае – получателя и дарителя. Точно также выполняющий упражнения может быть одновременно получателем и отправителем. Получив второй текст, он пишет третий: текст, воплощенный в действии, составленный из медитаций, жестов, поступков, заданных наставником. Это в некотором смысле упражнение Упражнений, отличное от второго текста в той мере, в какой оно может отклоняться от него, когда выполняется несовершенно. Кому адресован этот третий текст, это слово, созданное, на основании предшествующих текстов, трудом выполняющего упражнения? Он может быть адресован только Божеству. Бог: вот кто является получателем этого языка, слова которого суть молитвы, беседы и медитации. Более того, каждое упражнение непосредственно предваряется обращенной к Богу молитвой с просьбой принять последующее послание: послание по своей сути аллегорическое, потому что составленное из образов и подражаний. 

Божество призвано ответить на этот язык; следовательно, в букву Упражнений вписан также ответ Бога, по отношению к которому Бог выступает дарителем, а выполняющий упражнения – получателем. Этот четвертый текст – анагогический в собственном смысле, потому что речь идет о том, чтобы этап за этапом подняться от буквы Упражнений к их содержанию, затем к их осуществлению, и, наконец, достигнуть глубочайшего смысла – знака, высвобожденного божеством. 

Но и независимо от структуралистского метода можно, отталкиваясь от обозначенных Р. Бартом коммуникативных ролей, более четко выделить те уровни выражения, которые структурируют текст св. Игнатия и сводят в единое целое сумму составляющих его содержательных элементов. Буквальный текст выражает послание Игнатия, обращенное к потенциальному наставнику в выполнении Упражнений: каким образом должны быть преподаны Упражнения. Семантический текст образован рядом данных, которыми пользуется наставник в своих отношениях с затворником. Аллегорический текст предоставляет самому выполняющему упражнения материал, питающий его отношение с Богом. Наконец, анагогический текст, содействуя анализу различения духов и душевных движений, позволяет благодаря этому постигнуть язык самого Бога, выражаемый как молчанием, так и знаками благодати. 

Опираясь на эту сложную структуру Упражнений, их можно представить как то «место, устрашающее и в то же время желанное, где Бог дает познать Себя и где человек, освобожденный благодатью Иисуса Христа, научается присоединяться, в ходе все более осознанного и свободного выбора, к действию, производимому в нем Духом». История этого текста, восходящая к XVI в., а также история его разнообразнейших интерпретаций позволяет нам понять правоту подобных утверждений, касающихся смысла Упражнений св. Игнатия. 

2. История текста. – Родившаяся из духовного опыта Игнатия, книгаУпражнений несет на себе следы влияний, более или менее глубоко запечатлевших внутренний путь святого, от Лойолы до Манресы. Вот почему можно сказать, что литературная фактура текста вдохновлена хорошо известными общими источниками: такими, как Ejercitatorio [«Сборник упражнений»] Сиснероса и – через него – течением Devotio moderna [«Нового благочестия»]. 

1) Общие источники. – Видимо, самое отдаленное влияние, какое только можно различить, оказало на композицию Духовных упражнений «Новое благочестие», известное Игнатию и ставшее для него предметом подражания через «Сборник упражнений» Сиснероса. Местом рождения «Нового благочестия» были Нидерланды, а первым представителем – Герард Гроот (1340-1384). Отсюда это течение распространилось в Германии и Франции и, наконец, достигло Испании. Его главным свидетельством стал труд бенедиктинца Гарсиа Хименеса де Сиснероса, созданный около 1500 г. Сиснерос умер за двенадцать лет до того, как Игнатий в 1522 г. прибыл в Монсеррат; однако его «Сборник упражнений» все еще пользовался авторитетом: по всей видимости, тогда Игнатий и познакомился с ним через своего духовника Жана Шанона, ученика Сиснероса. Решив вести более размеренную и упорядоченную духовную жизнь, Игнатий следовал именно духу «Нового благочестия». И это первое соприкосновение оставило немало следов в Духовных упражнениях: они просматриваются в их литературном стиле, во множестве речевых оборотов, в технических приемах, методах молитвы, способах исследования совести, и т. д. 

Тем не менее, сегодня, после того, как были установлены все эти параллели, создается впечатление, что прежде всего Игнатия привлек сам «литературный жанр» Духовных упражнений, вкупе с его основными структурными элементами. Прошло немного времени, и этот жанр спонтанно явился ему как наиболее подходящий для того, чтобы обрисовать свой собственный путь и выразить то универсальное содержание, которое заключал в себе его собственный духовный опыт. В самом деле, жанр Духовных упражнений образует такую языковую структуру, которая с готовностью поддается диалектической обработке в виде упражнений: их содержание, фиксированное с объективной, доктринальной стороны, постоянно и неуклонно разворачивается в предельно субъективном движении вперед: движении, которое поддерживается советами, определенными методиками, техниками, разного рода правилами различения и соблюдения осмотрительности, вспомогательными средствами, которые предлагаются выполня­ющему упражнения. Эта языковая структура сделалась привычной для Игнатия; сколь бы глубоко ни менялось ее содержание, она по-прежнему вдохновляла его. В ней чувствуется динамизм духовной педагогики, предложенной Игнатием. 

2) Частные источники. – Собственное содержаниеДуховных упражнений Игнатия восходит к совершенно оригинальному непосредственному источнику: к духовному опыту их автора. Но сам этот базовый опыт включал в себя внешние влияния, которые принадлежат к двум разным эпохам его формирования. Об этом свидетельствует Автобиография Игнатия (именуемая также Рассказом паломника). Если первый этап – этап Лойолы – соответствует радикальному обращению, которое, по словам паломника, вложило в рыцаря и дворянина «дух благородный, воспламененный Богом» (Рассказ паломника, 9), то Манреса стала несравненным временем очищений и внутренних просветлений, благодаря которым новообращенный рыцарь становится на путь служения Богу и освобождается от ложных духовных притязаний. Именно эти две богатые и взаимно дополняющие друг друга эпохи сделали Игнатия послушным и действенным орудием замыслов Божьих о его жизни. Вплоть до самого конца опыт, пережитый в 1522-1523 гг., останется для него точкой отсчета и ориентиром в деле служения Церкви и прославления божественного Величия. 

Однако эти два этапа, Лойола и Манреса, по-разному и в разной мере – так, что их трудно сравнивать — запечатлелись в самом тексте Духовных упражнений. В Лойоле Игнатий прочитал и долго обдумывал «Жизнь Христа» Лудольфа Саксонского и «Золотую легенду» («Цвет святых») Иакова Ворагинского. Эти два сочинения содействовали прежде всего труду обращения – тому, что Игнатий посвятил жизнь служению Богу (ср. Автобиография). Но если внимательнее вдуматься в текст Упражнений, он заставит нас вернуться к этим первым духовным проблескам и разглядеть в себе их следы. Так что первым и почти единственным в ряду внешних литературных источников должен стоять труд Лудольфа «Жизнь Христа». Эта книга оказала глубокое влияние на Игнатия как своим рефлективным содержанием, почерпнутым из Писания и Отцов Церкви, так и общим планом, который был отчасти навеян Новым благочестием. Должно быть, именно упорные размышления над «Жизнью Христа» подготовили Игнатия к столь плодотворной встрече с евангельским Христом, в Коем являет Себя Отец и божественное Величие: со Спасителем человека, увиденным в Его онтологической и духовной нищете (таковы были характерные черты провозвестия, представленного в «Жизни Христа»). Сюжеты размышлений в Лойоле примыкают по своему содержанию к объективной интерпретации божественного провозвестия, предложенной затворнику в книге Упражнений; а характерный для Лудольфа план построения, или способ представления, навеянный одновременно Новым благочестием и динамизмом Благой вести, окажет свое влияние на педагогику игнатианских Упражнений. Что же касается событий в Манресе, в их свете текст Игнатия невыразимо обогатится прежде всего в субъективном плане: в опыте уподобления, духовного пути. 

Влияние «Золотой легенды» было чисто духовным. С литературной точки зрения здесь нечего сказать, кроме того, что св. Игнатий всегда почтительно отзывался о пользе этого чтения, о его особенной церковной ценности, и неизменно предлагал его затворникам в качестве духовного сопровождения второй недели упражнений (см. Упражнения, 100). 

Этап Манресы непосредственно не связан ни с одним значительным литературным источником. Применительно к этой эпохе можно указать только на «Сборник упражнений» Сиснероса (из Монсеррата, и то Упражнения скорее сближаются с ним со стороны литературного жанра, чем со стороны содержания), а также на чтение Страстей, которые, по признанию Игнатия (см. Рассказ паломника, 20 и 21), оставались для него фактически постоянным источником размышлений. Выше было сказано, что первый текст, текст Ejercitatorio, к которому теперь следует добавить литературный план «Жизни Христа», дал Игнатию образец языковой структуры, плодотворность которой мы глубже оценим в дальнейшем. Второй текст – текст Страстей, как и все Евангелие, а также книга Подражание Христу, – будут прямо предложены выполняющим упражнения как сопровождение их духовного опыта, наряду с чтением «житий святых» (см. Упражнения, 100, 209). Стало быть, Манреса привлекает наше внимание с другой стороны: со стороны опыта очищений и озарений, в которых Бог выступал для Игнатия как бы «школьным учителем» (см. Рассказ паломника, 27). Связь этих жизненных моментов с генезисом Упражнений была установлена и изучена многочисленными историками и духовными богословами. 

Выявляя на содержательном уровне знаменательную преемственность с опытом, пережитым в Лойоле, этот анализ в то же время высвечивает мощную диалектику личного внутреннего опыта, с его универсальной значимостью, которую тотчас уловил св. Игнатий. Он переложил этот опыт на язык практических упраж­нений специфического содержания, тщательно прописанных в небольшой книгеДуховных упражнений. 

Первые соратники Игнатия обычно соотносили возникновение Упражнений непосредственно с духовным и мистическим опытом Манресы. При этом они подчеркивали связь Упражнений с богословскими чтениями и штудиями, которые Игнатий предпринял позже – для того, чтобы «переплавить текст» и «внести в него добавления» перед тем, как представить его «на суд Апостольского Престола». 

Духовные упражнения – несомненно, самая известная и влиятельная книга Игнатия. Но этот труд менее всего можно считать «книгой», потому что он предназначен не для чтения, а для «практического осуществления». Это «способ приготовить и расположить душу к тому, чтобы изгнать все беспорядочные привязанности; затем, изгнав их, искать и находить божественную волю в расположениях своей жизни, на благо собственной души (Ех, 1). 

3) Композиция. – Согласно последним исследованиям, суммированным у К. де Далмасеса во Введении к недавнему изданию Упражнений (см. ниже), в истории составления текста можно различить следующие этапы: 

a) Первый духовный опыт в Лойоле, который явился отдаленной и почти неосознанной подготовительной фазой: исследование совести, базовая динамика выбора, «наиболее существенное» из жизни Христа, «Царство Христово» и «две Хоругви» – все это принадлежит к этому периоду. 

b) Композиция, обдуманная под влиянием божественного озарения в Манресе (август 1522 - начало 1523). Это первоначальный замысел книги, вкупе с размышлениями первой недели; методы и способы молитвы, зачатки правил различения духов и правил выбора; несомненно, также основные положения «Начала и основания» и связанные с темой выбора центральные медитации: «Царство Христово» и «две Хоругви». 

с) Общий пересмотр замысла и преобразование книги о личном опыте в книгу для общего употребления (1528-1535). Игнатий не только упорядочил и в целом усовершенствовал медитации, но и написал примечания и прочие дополнения в помощь наставнику, а также добавил несколько медитаций: о «двойственностях», о степенях смирения и о созерцании для обретения любви. Уже на этом этапе книгаУпражнений обрела свою нынешнюю структуру и – в основных чертах – нынешний текст, за исключением некоторых последующих исправлений и дополнений. 

d) Последние штрихи (Рим, 1541). К уже написанным правилам добавляются несколько новых; улучшаются некоторые детали. Хуан Батиста Виола подготовил транскрипцию первого латинского перевода в его изначальной редакции. 

После вмешательства Франциска Борджа и предварительного – благоприятного рассмотрения книги тремя цензорами: адвокатом Папского суда Эджидио Фоскарари, кардиналом Хуаном Альваресом де Толедо и викарием Рима Фелипе Арчинто, – 31 июля 1548 г. Упражнения были торжественно одобрены Павлом III в его кратком послании Pastoralis officii cura. С тех пор Игнатий не изменил в тексте ни единого слова. 11 сентября 1548 г. в Риме вышло в свет первое латинское из­дание Упражнений. 

4) Тексты Упражнений. – Ни тетрадь из Манресы, ни текст, отредактированный Игнатием позднее, не сохранились. Дошедшие до нас материалы можно разбить на две группы: архетипические и адаптированные тексты (по классификации К. де Далмасеса: С. de Dalmases, Введение к критическому изданию). 

а) Архетипические тексты имеют завершенную форму и не сопровождаются глоссами. Различаются: испанский «автограф», скопированный Бартоломе Феррао в первом триместре 1544 г.: в него внесено 32 поправки и дополнения рукой самого св. Игнатия; первая латинская транскрипция этой первоначальной версии (« versio prima») (1541), переводчиком которой, видимо, был сам Игнатий. В нескольких местах она исправлена и улучшена (возможно, Фавром и Сальмероном). Этот текст содержит одну маргиналию Игнатия, восемь записей, сделанных рукой о. Броэта, и многочисленные пометки Сальмерона; вторая транскрипция « versio prima», с поправками Поланко (1547 или немногим ранее); наконец, « versio vulgata». 

Необходимость в этом новом переводе возникла потому, что латынь первоначальной версии, несмотря на внесенные поправки, оставалась довольно-таки топорной. Ее посчитали недостаточно изящной для представления суду и одобрению Святого Престола. Поэтому решено было сопроводить первоначальную версию улучшенным латинским переводом. В период с конца 1546 по март 1647 гг. эту работу выполнил иезуит Андре де Фре (Фрузиус). «Вульгата» и versio prima были представлены Святому Престолу и в совокупности получили одобрение Павла III. Обычно «вульгату» рассматривают как официальный перевод. 

Переводчик более заботился о литературной стороне дела, чем о точной передаче оттенков мысли Игнатия. Вообще говоря, он воспроизводит точный смысл оригинала; однако есть фразы, которые в сравнении с испанским тестом несколько расплывчаты. Де Фре переводил Упражнения по испанскому автографу и versio prima с поправками Поланко, которых нет в Автографе. Он внес в перевод все исправления и дополнения, сделанные Игнатием в тексте Автографа. 

b) Адаптированные тексты. – Так называют тексты, в которых имеются разъяснения и глоссы. Они были собранны наставниками для использования затворниками. – Текст Джона Хелайара, датированный примерно 1535 г. (Париж), отражает, вероятно, влияние блаженного Пьера Фавра, преподавшего Упражнения этому английскому священнику. Здесь мы находим медитацию первой недели, с некоторыми дополнениями из других медитаций. – Текст из Кельна, оставленный Пьером Фавром кельнским картузианцам, скорее всего, около 1544 г. (написанный, однако, уже к 1538 г.). Здесь вся совокупность упражнений приспособлена к тому, чтобы преподаваться затворнику в течение тридцати дней. – Упражнения Хуана Кодури (предположительно), датируемые 1539-1541 гг. Представляют собой не столько адаптацию, сколько глоссу, или комментарий. – Текст из Вальядолида от второй половины XVI в., содержит материалы лишь первой недели Упражнений. 

Все эти архетипические и адаптированные тексты собраны в критическом издании. 

Упражнения неоднократно переводились на самые разные языки. 

3. Интерпретация текста. – Интерпретации Упражнений столь же разнообразны, сколь и неисчислимы; дать о них представление в этом кратком изложении невозможно. То превознося Упражнения, то предавая их поношению, самые разные школы пытались их присвоить и вели, под видом защиты своего толкования, непрестанную войну принципов. В самом деле, мы обнаруживаем интерпретации более или менее буквалистские, морализаторские, психологические, философские, богословские, библейские – вплоть до современного структурализма в лице Ролана Барта, применившего к Упражнениям собственную технику анализа, как было показано выше. Мы проследим здесь лишь основные линии этой истории толкований, а в заключение коротко рассмотрим то, что можно было бы назвать целостной интерпретацией Упражнений, взятых в отношении к тому духовному опыту, который они передают. 

1) Главные направления. – История Упражнений, начиная с эпохи их создания, свидетельствует о той многозначности, которая была им свойственна изначально, из-за многообразия той аудитории, для которой они предназначались, и тех преобразований, которые влекла за собой их. 

Другой драгоценный источник – документы, опубликованные в Monumenta, – свидетельствует о предпринятой в ту эпоху разработке своего рода официальной интерпретации Упражнений. Речь идет о многочисленных частных Directoria, руководствах, которые были сведены в официальное руководство при Клаудио Аквавива в 1599 г. Monumenta от 1919 г. ( Exercitia et Directoria, Madrid, ed. Arturo Codina) и 1955 г.(Directoria Exercitiorum spiritualium, Roma, ed. I. Iparraguirre) представляют нам как «игнатианские» руководства, так и руководства, созданные отдельными авторами XVI в. и представляющие собой комментарии к Упражнениям. Это тексты Иеронима Надаля, Хуана Поланко, св. Петра Канизия; тексты анонимные (анонимы 1560, 1575 гг., и т. д.) или принадлежащие авторам, почти не известным широкой публике, – таким, как Эдуардо Перейра (1562), Альфонсо Руис (1568), Иероним Доменеш (1569), Жак Мирон (1575), Антонио Валентино, Пауль Хофеус, Эверард Меркуриан, Клод Матье, Лоран Николя, Фабиус де Фаби, Мигель де Торрес, Альфонсо Романо, Жозеф Блондо, Иероним Рипальда, Жиль Гонсалес Давила, Антонио Кордесес. Значительное число этих кратких комментариев было отредактировано в то время, когда генералом Общества был Эверард Меркуриан, между 1572 и 1581 гг., и явно свидетельствует о попытке истолковать Упражнения в духе «Блаженного Отца Игнатия». 

Результатом этих поисков и обсуждений стал проект «официального руководства», разработанный под патронажем генерала Клаудио Аквавива и в 1591 г. предложенный в первом чтении современникам-иезуитам для обсуждения. Monumenta сохранили как минимум три текста комментариев, более или менее непосредственно связанных с этим проектом: текст Фабиуса Квадрантино (1591-1593), критические замечания Неаполитанских отцов (1591-1593) и руководство Ахилла Гальярди (между 1591 и 1600 гг.). 

После того как предложенные в ходе широкого обсуждения поправки были внесены или отвергнуты, Официальное руководство Клаудио Аквавива было наконец опубликовано в 1599 г. Оно представляет собой обширное собрание подробных указаний (состоящее из сорока глав), которым наставник и затворник должны были следовать для своей пользы. В Руководстве откомментирован каждый пункт книги Игнатия. Однако из этой совокупности рекомендаций невозможно вывести никакой базовой, целостной, комплексной интерпретации. Скорее здесь идет речь об аналитическом комментарии высокой степени разработанно­сти, близко следующем буквальному смыслу текста и нацеленном на непосредственное практическое толкование и применение. Как следствие, большую часть комментария занимают технические вопросы, связанные с субъективным опытом затворника. Вероучительный полюс – полюс провозвестия – оказывается в тени (будучи предоставлен, несомненно, толкованию самого наставника); так что в целом Руководство как бы абстрагируется от трансцендентности богооткровенного содержания Упражнений, составляющей, по мысли Игнатия, первоисток и светоносную силу опыта. 

Среди влиятельных частных комментаторов, продолживших историю Упражнений, следует упомянуть Гальярди (1535-1607), Ла Пальма (1626), Суареса (1630) и Дьертена (1687). Ахилл Гальярди представляет явно выраженную буквалистскую традицию своего века; основное внимание он уделяет теме «различения духов». Луис де Ла Пальма (1560-1641) – выдающийся духовный автор, в том числе и в своем комментарии на Упражнения. Франсиско Суарес (1548-1617), автор более богословского плана, высказывает глубокие суждения, хотя порой несколько произвольно привязанные к мысли Игнатия. Жозеф Дьертен (1626-1700) – проницательный комментатор, но скорее аналитического толка, следующий буквальному смыслу текстов. Итак, если нужно сформулировать наиболее общие и в то же время наиболее характерные итоги этого первого столетия в истории Упражнений, наш вывод будет следующим: мы располагаем многочисленными, весьма подробными комментариями, близко следующими букве игнатианских текстов; но им, как правило, не достает той отстраненности и свободы, которые могли бы позволить уловить сущностную структуру мысли и выявить ее за множеством анализируемых деталей. 

В 1835 г. генерал ордена Ян Ротан – в продолжение традиции, которую он намеревался оживить, – подготовил примечания, коими сопроводил новую, более строгую версию Упражнений. Но они составлены в манере Руководства 1599 г.: слишком близко следуют тексту, букве текста, не соблюдают по отношению к нему надлежащей дистанции. Ротан не достигает целостного видения, которое позволило бы ему представить, как нечто единое, все множество комментируемых и проясняемых пунктов. 

Различные авторы относятся к той или иной группе в первую очередь в зависимости от того, как они определяют назначение Упражнений, придавая им ту или иную направленность в свете поставленных целей. Сегодня авторов довольно часто разделяют на две школы, исходя из того, выдвигают ли они на первый план, как собственную цель Упражнений, идею выбора (исследование божественной воли) или идею единения (устремленность к совершенству). Мы полагаем, однако, что акцентирование одного аспекта (единения или выбора) не означает отрицания другого. В пределе эти две разные теории фактически совпадают, когда исследование божественной воли оказывается необходимым условием подражания человека Богу в его конкретной жизни, а устремленность к единению имеет целью воспитание апостола, всегда послушного прикосновениям божественной благодати. 

Именно к этому глобальному, всеохватному смыслу мы и должны теперь обратиться: не только для того, чтобы вновь обрести изначальную интуицию игнатианского опыта, универсального в своей значимости, но и для того, чтобы говориться с сегодняшним человеком на единственном духовном языке, который он в состоянии воспринять. 

2) Духовная педагогика Упражнений. – Если оставить в стороне техническую сторону Упражнений св. Игнатия – различные примечания, приложения, правила, — то они состоят из начальной медитации («Начало и основание»), материала упражнений, распределенного по четырем «неделям», то есть этапам, и заключи­тельной медитации («Ad amorem»). По своему содержанию это педагогика духовного опыта, в котором высвечивается и прилагается к соответствующему субъекту (к тому, кто выполняет упражнения) опыт самой библейской веры. Человек Библии постепенно открывается навстречу тайне существования, истолкованной в свете Откровения. Действительно, история одного народа предстает как история обретения такого сознания, в котором Бог поистине наставляет человека на путь к предназначенной ему полноте жизни. Ради этого Он исторгает человека из греха и тленности и соединяет его со Своим Сыном, призванным совокупить в Себе все вещи и сделаться всем во всём. Таковы законы этого продвижения по духовному пути: законы, которые Упражнения открывают затворнику, выявляя в то же время смысл ответного усилия, которое тот совершает, следуя за Господом. 

Таким образом, диалектика Упражнений в тенденции воспроизводит диалектику духовного опыта христианской веры. Она означает живую встречу объективного содержания явленной в Откровении тайны с уникальной личностью принимающего ее затворника. Но объективное содержание богооткровенной тайны составляет всякая прошлая, настоящая и будущая реальность, которая рассматривается или созерцается в свете веры в Иисуса Христа – творящее Слово и божественного Спасителя. Вот почему на этом объективном уровне педагогика Упражнений состоит в том, чтобы еще глубже раскрыть христианскую тайну исторического бытия человека – бытия всеобщего и личностного, – с тем, чтобы дух выполняющего упражнения распахнулся ей навстречу и принял всецелого Христа в становлении, осветился Его явлением, научился входить в полноту Истины, которая есть Жизнь. Будучи неразрывно связаны с жизнью затворника, практические упражнения предохраняют его от чисто интеллектуального и объективированного созерцания; в них открытость ума имеет спутницей молитву, которая непрестанно подвергает сердце преобразующему воздействию Духа. 

Основные этапы этого духовного начинания, вдохновленного Упражнениями,суть этапы продвижения вглубь: в нем все сроки, одновременное присутствие которых необходимо для устойчивости опыта, один за другим воссоединяются и рассматриваются с точки зрения некоего причинного предшествования. В таком рассмотрении первым идет тот основополагающий этап, который может быть назван «подготовительным» и соответствует «Началу и основанию» Упражнений. Его цель состоит в том, чтобы создать надлежащую установку, всегда равно необходимую для развертывания опыта в его различных фазах. Стало быть, это первый шаг к осознанию (на субъективном уровне) универсального и специфического содержания богооткровенной тайны, соответствующий целостному видению реальности, воспринятой в христианской вере. Этот этап, с его сосредоточенностью на замысле о творении и на месте, занимаемом в этом замысле человеком, способствует вызреванию внутреннего стремления к более сознательному духовному продвижению – непосредственной цели игнатианских Упражнений. 

Но всякая попытка углубления веры (о чем неопровержимо свидетельствует опыт Израиля) наталкивается на проблематику зла. Она обнаруживается у истоков любого серьезного выбора в религиозной, философской или другой области. Кроме того, осознание ограниченности бытия, его нищеты, немощи и непрочности (история грехопадения) побуждает к углубленному пониманию смысла спасения, дарованного человеку во Христе. Первая неделя Духовных упражнений по-своему воспроизводит эту динамику осознания зла, динамику истории спасения, в которой грешный человек берется в своем реальном состоянии и предается спасительной силе Божьей любви, явленной во Христе (см. беседы о милосердии, Упражнения, 53, 54, 61, 63, 71). Этап первой недели не имеет других ограничений, кроме срока, который необходим для стяжания ожидаемого духовного плода: осознания своей «крайней духовной нищеты» и опыта спасительного христианского упования. 

Игнатий проводил различение между «полными упражнениями» и упражнениями «первой недели». Упражнения первой недели всегда освобождают человека и ставят его на путь верности и служения. Если же затворник способен к более высокому духовному сознанию, которое побуждает его желать христианского ответа – жизни на грани своих возможностей (смысл учения о magis– «больше»), «пусть ему будут преподаны полные Упражнения». Речь идет просто о том, чтобы питать свое духовное разумение, свой ум и сердце, свой опыт веры (субъективный план) более подробным и развернутым созерцанием богатств, присущих тайне христианской веры, для которой Христос остается всем (объективный план). 

Второй неделе предшествует медитация. Она служит преамбулой к долгому пути, который должен привести затворника к завершению Упражений (2-ая, 3-я и 4-ая недели). Речь идет о медитации, посвященной Царству. За краткое время размышления она углубляет смысл христианского призвания и христианского существования: достигнуть самой цели своего бытия через Христа и во Христе. Эта медитация равным образом сопровождается специальным усилием – участвовать в нем всей личностью, через символизм притчи, отвечающей иносказанию о своем собственном историческом и онтологическом прошлом. Всем своим существом – всеми желаниями, стремлениями, страстями – личность открывается к тому, чтобы ее жизнь стала ответом бытию: ответом, к которому ее отныне неотступно зовет творящее и спасительное деяние вечного Слова. «Любовь Христова объемлет нас» (2 Кор 5, 14). 

Созерцание тайн детства и скрытой жизни Христа на второй неделе преследует ту же цель, что и описание этих тайн в евангелиях Луки и Матфея. Помимо провозвестия Царства, которое звучит в публичной жизни Христа, Лука и Матфей уловили и выразили при помощи литературного жанра мидраша тот факт, что Христос, будучи тем, Кто и через что Он есть, выполняет «обетования», то есть отвечает ожиданиям людей, их фундаменталь­ной жажде жизни. Среди нас и в нашем тленном мире Он есть по Своей сути Жизнь, Жизнь вечная: таковая Благая Весть, возвещенная чаянию и упованию людей. Это чаяние, это упование суть внутренние пути – пути самые надежные, способные заставить человека неуклонно следовать за Господом. 

Созерцание публичной жизни Христа (во второй половине второй недели) предваряется днем медитаций, именуемых «игнатианскими»: медитацией о Хоругвях и о Разрядах людей, или о Двойственностях (к ним присоединяется размышление о Степенях смирения). Две медитации призваны привести человека к трезвому осознанию своего собственного продвижения: следует ли он за Христом? Продвигается ли безусловно или встречает препятствия? В чем они состоят? Эти медитации переходят в смиренную и просветленную молитву; она еще сильнее располагает человека к тому, чтобы внимать Слову и покорствовать действию Духа, всегда сопровождающего живое Слово. Вот почему следующим этапом становится этап «созерцания-выбора», где речь идет о том, чтобы принять в вере адресованное мне слово и подчиниться условиям жизни, которой от меня ныне взыскуют в Духе. 

Это внутреннее движение внимания к предельно личностному провозвестию, движение покорности живому божественному действию располагает затворника к последнему этапу – переживанию пасхальной тайны, которому св. Игнатий отводит две недели упражнений: Страстям — третью неделю, тайне Воскресшего – четвертую. Эти две недели венчают собой опыт христианской веры, которая, будучи духовным начинанием, требует реального и всецелого согласия «перейти» в существование во Христе; перейти от своей нищеты, от своей виновности, от своего греха и смерти – в жизнь, которую Он уже дарует нам: вечную, непреходящую. Все духовное существование христианина есть это непрестанноеда,которое все наше существо обращает к Богу во Христе; это согласие пребыть в Нем. Но для того, чтобы длиться, этода,это согласие на актуализированное христианское бытие, неуклонно требует одновременного присутствия всех предыдущих этапов, их актуализации в вере, надежде и любви. 

Упражнения Игнатия завершаются созерцанием Ad amorem [«К любви»]. Это созерцание есть плод христианского опыта и в то же время место его расцвета. Ибо оно означает узнавание Бога-Любви и непрестанную встречу с Ним, явившим Себя человеку во всяком творении; человек же в ответ может прославлять божественное Величие и служить Ему во всем. 

Как видим, в объективном плане Упражнения представляют собой толкование и свидетельство богооткровенного провозвестия, в его универсальности, но и в непосредственной связи с личностью, к которой обращен его призыв. Они также являют собой непрерывное усилие, которое приводит в состояние готовности присущие затворнику способности внимать и повиноваться – при условии различения, которое Игнатий хотел видеть бодрствующим (см. Упражнения,Правила различения, 313-336; другие полезные правила различения см. 210-217, 337-370). Известно также, что Игнатий не преподавал Упражнения группам; они сопровождали личный духовный путь каждого затворника. В одних случаях им отводился особый срок, продолжительностью от тридцати до сорока дней; в других они давались в обычной жизни, по ходу частых встреч и последующих духовных бесед. С течением времени от этой требовательной практики отошли; но сейчас, кажется, к ней – по счастью – возвращаются вновь, благодаря возобновлению библейских, исторических и духовных штудий. И это — благо для тех, кто хочет научиться жить полной жизнью во Христе, в Ком человек и мир переходят в Жизнь. Благодаря молитве, вскормленной Упражнениями, сегодняшний человек еще может научиться «жить в духе».