НАСТАВЛЕНИЕ 6-ГО ДНЯ  

ВОСТОЧНЫЙ ОБРЯД 

  Было время, и очень недавно, когда Католическая Церковь ограничивала свое признание Восточной Церкви одним обрядом. Сейчас это изменилось. Признается также восточное благочестие, восточная набожность. Ими занимаются, их изучают, их хвалят. Обряд тесно связан с благочестием, отделять их трудно. 

  По содержанию своем восточное благочестие, в самых существенных частях, мало отличается от западного. Оно и понятно: источники у них те же: слово Божье, Божественное откровение, Отцы Церкви. 

  Рядом с благочестием подвергаются научению быт, нравы, обиход, уклад, традиции восточной, и в частности русской, церкви. Мне представляется, что изучение это имеет преимущественно историческое значение. Старый строй и быт русского духовенства, вместе с множеством других вещей, был безвозвратно растоптан революцией. 

  В старой России духовенство стояло особняком. Отличалось оно и внешним видом: длиннополая одежда, борода, длинные волосы. От него веяло некоторым анахронизмом, стариною, до – Петровскою Русью. Несколько различен был и язык. Если другие интеллигентные слои были не прочь щегольнуть иностранными словами, то духовенство их не употребляло, прибегая лишь к словам церковно-славянским. В общем язык духовенства отличался чистотою. Недаром Пушкин советовал учиться русскому языку у Московской просвирни. 

  Духовенство было отдельным сословием, кастою. Приход нередко переходил от отца к сыну или от тестя к зятю. Оно жило особой жизнью, отдельными интересами. 

  Тонкий наблюдатель и психолог Князь Сергей Михайлович Волконский отмечает в своих воспоминаниях, что священники были тяжелыми для хозяйки гостями. С ними нельзя было разговаривать, их нужно было «занимать», особыми, специальными темами и разговорами… 

  Но все это «дела давно минувших дней»… 

  А теперь? Каким должно быть восточное духовенство, чтобы лучше и успешнее справиться с своей ответственной работой? 

  Первое условие успеха любить и знать тот народ, среди которого хочешь работать; любить и знать людей, их язык, их историю, географию, литературу… Работать без этой любви или без этих знаний – бессмыслица. 

  Другим непременным условием должно быть, в особенности ля иностранца, невмешательство в политику, воздержание от политических дел. Священник, и особенно иностранец, не должен марать чистых рук своих грязью политики. 

  Занимаясь политикою, священник не только компрометирует. Люди, и не без основания, начинают подозревать, что священники, примешивающие к своей деятельности политику, руководствуются интересами национальными, а не духовными. Сколько вреда было нанесено Церкви и делу Божьему политикою! 

  Не забудем тоже, - отечество дело великое и святое, оно объединяет людей в благороднейших чувствах и порывах. Но существуют дела и понятия еще более высокие, всемирного объема и значения: человечество, Церковь, Царство Христово. Люди, призванные на их службу, посвящающие себя их более возвышенным целям, не принадлежат уже в прежней мере отечеству, как перестали принадлежать себе. И отдавая их, отечество исполняет свой долг перед Богом, платит Ему должную дань. 

  Еще один недостаток, против которого я хотел бы предостеречь, - это фанатизм обряда. Можно и нужно любить свой обряд. Но к чему унижать и обижать иные обряды? Как можно призирать обряд, к которому принадлежит Св. Отец и в котором спаслось такое количество великих святых! Это противоречит справедливости, противоречит братолюбию, противоречит элементарному приличию. Насмешливые и бранные клички, вроде «латынников», конечно, недопустимы среди нас. 

  Кроме того, отношение свысока к чужому обряду несовместимо еще со смирением. И если смирение обязательно для всякого из нас лично, индивидуально, то оно не менее обязательно для всего коллектива, для всего объединения, связанного общим уставом или обрядом. 

  Хочу обратить Ваше внимание на еще один недостаток, довольно распространенный среди нас, на критику действий начальников. Объясняется он может быть отчасти известной распущенностью, которая является следствием отсутствия твердой организации и определенных норм и правил в нашем обряде. Но критикою мы не поможем. Напротив, мы ею расшатаем и то, что еще не успело наладиться и укрепиться. 

  Хорошо по этому поводу пишет такой знаток духовной жизни, как Ирландский бенедиктинец Мармион: «Воркотня и критика действий начальства не меняет положения, а лишь отравляет его, вселяя смущение в души и лишая их мира, радости и единения с Богом. Кто позволяет себе ворчать и критиковать уподобляется второму сыну Ноя, Хаму, и привлекает на себя его проклятие. Уподобимся лучше двум остальным сынам Ноя и бросим покрывало любви на несовершенства начальства!» 

  Нелегка задача священника вообще и, в частности, наша. Современная жизнь предъявляет к нему более высокие и строгие требования, чем прежде. 

  Беседуя как то с одним из наших отцов из Берлина, я восторженно отозвался о проповедях иезуитов в одной из Берлинских церквей, и в смысле глубины содержания, и в отношении безупречной чистоты и красоты языка. Собеседник мой на это ответил, что такая изысканность сейчас совершенно необходима, чтобы привлечь в церковь современного человека, столь избалованного первоклассными ораторами и в радио и на собраниях. Замечание моего собеседника, конечно, справедливо и относится также и к другим городам и странам. 

  Самый крупный враг священника это окружающее его недоверие. 

  Несколько времени тому назад мне пришлось слышать доклады двух французских священников об их работе в красных пригородах Парижа. Они рассказывали о тех невероятных усилиях, с коими сопряжена их деятельность, и о тех приемах, полных жертвенности, к коим им приходится прибегать, чтобы побороть недоверие масс к священнику. 

  Не так давно я присутствовал на другом докладе. Председатель морской лиги Франции говорил о самоотверженных трудах молодых французских священников среди моряков. Чтобы приблизиться к последним и внушить им доверие, они уходят и работают годами в качестве кочегаров на торговых и рыболовных судах. 

  А наши священники? На что жалуются они больше всего? Они жалуются на окружающую их стену недоверия, которую необходимо пробить. И где выше и толще эта стена недоверия, среди рабочих ли, среди моряков или наших эмигрантов, сказать трудно. 

  Но способ, чтобы пробить это недоверие, способ, чтобы иметь успех, всюду один и тот же: святость священника. 

  Мне довелось прожить долгие годы в тесном общении с миссионерами, и нашими и протестантскими. Я имел случай близко познакомиться с их жизнью и работою. Последняя протекала в неблагоприятных условиях. Успех оплачивается дорогою ценою, покупался лишь большими усилиями. 

  И все наблюдения мои приводили меня к одному неизменному заключению наиболее преуспевали, я сказал бы, единственно кто преуспевал, были те, кто отличался высокими моральными качествами, святостью жизни и дел. Покоряла сердца всесильная любовь, всеобезоруживающее милосердие, всепобеждающая жертвенность, часто связанная со страданиями. 

  Да, миссионерство и апостольство требует усердия и святости! 

  Будем же стремиться к святости. Будем стремиться к ней с чистым и горячим усердием. С таким же усердием отбросим из нашей работы все побуждения тщеславия и самолюбия. С усердием будем воспламенять себя к молитве, работе и умерщвлениям. В усердии будем черпать силы для добродетелей, ведущих к святости. 

  Начнем с покорения и подчинения Христу нашего собственного сердца и лишь затем, с Божьей помощью, будем пытаться покорять Ему другие сердца. 

  Тем же путем, который спасает и освящает нас, будем спасать и освящать других. Да будет общение со священниками освящающим. Пусть говорят про них: Никто не приближается к ним без того, чтобы не сделаться лучше!