Заключение: вызов
современности
Начиная с XVI века, параллельно
монастырской жизни, которая продолжает сохранять верность самой
себе, активная подвижническая жизнь испытывает бурный расцвет.
Она стала присутствовать во всех сферах апостольской жизни
Церкви. В Европе, в частности во Франции, в конце XIX века ее
присутствие было чрезвычайно массивным и, как следствие ее
успеха, почти давящим.
Благо, которое она принесла
Церкви, — огромно; однако у каждой медали есть оборотная
сторона. Вначале подвижническая жизнь понималась как орудие,
помогающее Церкви лучше служить людям. Однако впоследствии
возникла опасная тенденция: подвижническая жизнь стала
отождествлять себя со своим деланием. Монахи или монахини
превратились в существа, полностью преданные поставленной
перед ними задаче, в специалистов в области аскетики и
мученичества, сопряженного с общинной жизнью, целиком и
полностью определяемой выполняемой работой.
Вместе с тем, начиная с первых
десятилетий XX века, развились иные формы монашеской жизни, и в
частности мирские религиозные институты — своего рода
посредники между уставной жизнью и мирской жизнью простых
христиан. Новые формы служения открылись перед теми, кто
пожелал служить в Церкви. Итак, иные возможности открылись
перед молодыми людьми в тот момент, когда их общее число
уменьшилось вследствие общего демографического упадка и
сокращения числа активных христиан.
Иной значительный феномен
усугубил напряжение. Отныне гражданское общество в силах взять
на себя то многообразное социальное обслуживание, которое ранее
осуществляли и привели к зрелости активные монашеские
конгрегации. Для обеспечения образования, здравоохранения и т.
п. общество более не нуждается, в такой же мере, как в прошлом,
в монашеских конгрегациях, ибо они действительно исполнили ту
миссию, которая была на них возложена. Следовательно, эти
конгрегации принуждены совершить болезненное обращение: они
должны отказаться от своей власти и от плодов своего труда. И
тогда монашествующие начинают испытывать горькое чувство
оттого, что общество все менее и менее испытывает нужду в их
присутствии для исполнения тех задач, которые представляются им
(вполне ошибочно!) самой сущностью их призвания. Итак,
конгрегации испытывают как недостаток притока новых сил, так и
кризис, связанный с личностным самоопределением. Они должны
поставить перед собой новые цели, исполниться новым духом для
того, чтобы предложить некий иной проект, способный привлечь
молодых людей — менее многочисленных, но более влекущихся к
новым формам подвижнической жизни.
Появление новых форм жизни,
основанной на принесении монашеских обетов и не являющейся в
строгом смысле уставной, обязывает более точно определить
следующее: что представляет собой притязание уставных монахов
жить не по закону «мира сего»? Стремление все покинуть и
последовать за Христом долгое время воплощалось главным образом
в монашеском пустынножительстве, а затем в иноческой жизни за
монастырской оградой. Но что означает это «презрение к миру»? —
можно ли сводить его к проводимой в приходах и обычном обществе
жизни по образу добрых христиан, как это, видимо,
представлялось на протяжении разных эпох многим монахам? По
мере того как уставная монашеская жизнь раскрывала свой
«потенциал», она выходила за монастырскую ограду, а ее образ
жития все более и более приближался к образу существования
обычных, простых — столь же ценных для Царствия! —
людей.
Мир, от которого бежит (или по
крайней мере притязает на это) уставный монах, не есть
совокупность всего того, что лежит «на лице земли»
(естественная и социальная жизнь людей); сама по себе всякая
реальность есть благо, ибо она сотворена Богом. Мир, о котором
идет речь, есть поврежденность в каждом человеке всех связей,
поврежденность, которая разобщает его способности, душу и тело,
ум и чувства. Более того, этот мир есть извращенность отношений
между людьми, которая заставляет их жить в обществе,
исполненном зависти и соперничества, в котором каждый убежден,
что его собственная самореализация может быть осуществлена лишь
за счет победы над другим человеком. В своей жизни каждый
христианин борется с этой извращенностью, сохраняя верность
крещальному обращению. Однако уставный монах притязает на то,
что его жизнь есть знамение победы над этой извращенностью и
провозглашение нарождающеюся общества сынов Отца Небесного. Не
будучи совершенным, монах обязуется жить так, как если бы он
был таковым, отрекается от социальных — безусловно, вполне
законных и психологически полезных — наград и отличий. Не
обладая большим смирением,чем другие, и, подобно им,
нуждаясь в общественном признании, он обязуется взвалить на
себя всю тяжесть унижений, отрекаясьотрекаясь от права на почести и по
возможности освобождаясь от всякого почетного статуса. Не
будучи смиренным, он обязуется жить так, как если он был
таковым, и тем самым принимает возникающее при этом внутреннее,
сопряженное со страданием, напряжение. И в силу
этогоон член общины,
миссия которой — напоминание всемхристианам отом, что сотворенный мир есть
благо, и лишь «хозяйничанье» человека повреждает его и
превращает в орудие насилия.
Поэтому всякий знак общественного
признания, который может получить (и получала) уставная
монашеская жизнь, каким бы законным он ни был, оборачивается
против нее и становится своего рода западней. Имеют ли право на
почести монахи, которые в силу принесенных ими обетов
отреклись от каких бы то ни было отличий и наград? И среди этих
привилегий находится честь принадлежать к мощной и
многочисленной монашеской конгрегации. Дух даровал эту мощь
потому, что это было полезно для осуществления Миссии. Однако
может случиться так, что в иной апостольской ситуации
многочисленность и почетный статус теряют свою необходимость,
и тогда Дух Святой может призвать монахов следовать новым
путям.
Возникновение новых форм
монашеской жизни как бы напоминает уставной иноческой жизни о
том, что в Церкви не только на ней лежит обязанность раскрывать
евангельские ценности. Очевидным образом эти новые формы
приходят как бы на смену уставной жизни и развивают те
ценности, раскрытию которых она способствовала, открывая пути к
ним. Таким образом, новые формы служения, новые истинно
подвижнические, хотя и не «уставные», общины как бы принуждают
уставную иноческую жизнь заново самоопределиться на основе
того, что является в ней наиболее характерным и
существенным.
Весьма вероятно, что в Западной
Европе подвижническая жизнь более не должна стремиться к
многочисленности. Также она должна отказаться от большинства
принадлежащих ей предприятий и домов. Конгрегации призваны
жизненно осуществлять свое призвание: они должны раскрывать
миру истину о том, что отречение есть одна из основ всякой
христианской жизни. До тех пор пока монашествующие сохраняют
привязанность к своему труду, они находятся в противоречии с
тем, чём они притязают быть. Это требование возвращает
монашествующих к самой сути их призвания и освобождает их,
дабы они смогли строить будущее в соответствии с присущими им
харизмами.
Тем не менее у подвижнической —
уставной — жизни есть будущее, ибо возложенная на нее Миссия —
раскрытие в Церкви смысла отречения от мирского и
провозглашение грядущей небесной общины — остается по-прежнему
актуальной. И для этого многочисленность не является
необходимым условием. Наоборот, она может явиться препятствием
в новых условиях существования христианских общин, отчасти
напоминающих условия их существования в IV веке.
В современном обществе истинно
христианская жизнь, даже если она и не находится под угрозой
преследований, связана с ясно ощутимым отрывом от образа
жизни, характерного для окружающей христианина социальной
среды. В прошлом на воскресной службе собирались все члены
общества. Ныне измерение отречения, свойственное христианской
жизни, очевидным образом олицетворяется участием в воскресном
евхаристическом собрании. Быть христианином — значит быть
«собранным» в общине; это в свою очередь порождает самобытные
общинные течения. Свидетельство тому — возникновение множества
разного рода движений и общин, как и новые проверяемые на
практике формы церковно-приходской жизни: евхаристические
собрания без священника, духовническая и катехизаторская
деятельность при самом широком участии самих
верующих.
Итак, необходимость раскрытия
смысла отречения и братской общности ныне не столь актуальна,
как в прошлом, когда христиане часто забывали об этих
требованиях. Наоборот, сегодня верные нуждаются во внутренней
церковной поддержке, которая заключается в раскрытии смысла
тех требований, которые современные христиане имеют дерзновение
воплощать в своей жизни. Следовательно, уставная
подвижническая жизнь должна войти в христианскую общину, ибо
только так она сможет обрести свое ясно зримое место в Церкви —
не как своего рода образец, предложенный для созерцания и
подражания, но как конкретное присутствие, одновременно близкое
и различное, как тесное сотрудничество в деле исполнения
апостольских задач. Это будущее уже проглядывает в
объединениях, включающих верных и известное число
монашествующих. Эти объединения начинают проводить работу в
многочисленных школьных учебных заведениях и прочих социальных
учреждениях.
Более того, в современном
обществе, в котором брак превратился в нечто весьма хрупкое, а
отношение к священству претерпевает глубокие изменения, все:
женатые верующие, члены различных общин, священники и
монашествующие — призваны к сотрудничеству в деле исполнения
одних и тех же апостольских задач; при этом каждый должен
отречься от превосходства, которое он может иметь в той или
иной области человеческого знания и культуры, и
стремитьсяподдержать и
укрепить самобытное развитие других. Святость иноческого
воздержания должна быть сопряжена со святостью брака, ибо и
противном случае подвижническая жизнь потеряет всякий смысл в
современном обществе, которое с великим трудом
сохраняетминимум брачной стабильности. Таким образом
христианским брак в своем требовании супружеской верности
сможет опереться на то, ради чего приносятся монашеские обеты.
Раскрывая нашимсовременникам смысл христианской
святости, подвижническая жизнь сегодня не может не опираться на
таинствобрака.Христианскийбрак
являет конкретность плодотворного
присутствия Любви. И подвижническая жизнь
свидетельствуето том,
что этаплодотворность
преодолевает границы плотского
существования.

|